Мозг кролика, кошки и обезьяны. У более молодых видов млекопитающих размер неокортекса увеличился, в то время как размер лимбического мозга мало изменился. (Из книги Пола Д. Маклина The Triune Brain in Evolution («Триединый мозг в процессе эволюции»), 1990. Использовано с разрешения издательства Plenum Press).
В повседневной жизни человек остаётся в блаженном неведении относительно потрясающих чудес координации, которые лежат в основе простейших действий.
Протянуть руку за чашкой кофе, позволить своему языку произнести приветствие, высматривать такси на улице – всё это требует сокращения миллионов крошечных мышечных волокон в восхитительно сложной последовательности. Эта цепная реакция, кульминацией которой становится сокращение скелетной мышцы, зарождается в некортексе, или, по крайней мере, мы так думаем. Люди, у которых повреждена моторная зона коры мозга, (часто в результате инсульта), теряют способность перемещать части тела по своей воле.
Если близлежащие нейроны смогут получить некоторый контроль над этими оставшимися без присмотра, но в другом отношении здоровыми мышцами, то к человеку может вернуться ограниченная возможность управлять своими конечностями. Таким образом, моторная зона коры головного мозга становится явным претендентом на местоположение центра воли человека.
При отслеживании начала вышеописанной цепной реакции ещё глубже в запутанных дебрях нейронных джунглей выясняется, что мозг способен поставить под сомнение такие простые концепции, как чёткий локус контроля. Исследования, проведённые с помощью электроэнцефалографа, выявляют среди зубчатых пиков и иероглифических завитков электроэнцефалограммы характерный спуск вниз, говорящий о том, что в данный момент нейронами осуществляется распоряжение совершить действие: так называемая волна готовности. Хотя моторная зона коры мозга инициирует движение, волна готовности, похоже, сигнализирует о намерении это сделать. Поэтому здесь и стоит искать волю. Однако, когда экспериментаторы сажали своих
305 испытуемых перед часами, они обнаруживали, что сознательное принятие решения совершить действие происходит после того, как волна готовности уже сошла на нет. То, что мы ощущаем, как сознательное усилие воли, на самом деле оказывается лишь запоздалой мыслью, а не царственной инициативой с нашей стороны, как мы можем себе воображать. Где и как именно возникают первые зачатки инициативы, как мельчайшие колебания нейронов выпускают из бутылки джинна действия, остаётся за пределами понимания современной науки. Чем больше нового мы открываем, тем больше понимаем, что мы этого не знаем. Как заметил Э. Э. Каммингс8, наиболее прекрасный ответ – это всегда тот, который рождает ещё более прекрасный вопрос.
Хотя неокортекс, возможно, и не даёт нам простой «кнопки» для свободной воли, небольшие повреждения коры мозга могут привести к конкретным проблемам с контролем – к невозможности двигать рукой, говорить, и даже сосредотачивать внимание. Функции более древних отделов мозга не зависят от нашей воли. Так, например, мозг рептилии регулирует концентрацию натрия в её крови без малейшего намёка на намерение с её стороны. То же можно сказать и о реакции вздрагивания из-за сильного шума – даже после заблаговременного и подробного предупреждения никто не может подавить вздрагивание, услышав громкий звук.
Другой дар, которым нас наградил неокортекс, – это способность к абстракции: любая задача, которая связана с символическим представлением, стратегией, планированием или решением проблем, решается в неокортикальном отделе мозга. Это обуславливает тесную взаимосвязь между неокортексом и интеллектом в его традиционном понимании. Те виды животных, которые более успешны в решении проблем, всегда обладают бóльшим по размеру неокортексом (с учётом их веса), чем представители менее находчивых биологических видов. У людей доля неокортекса в мозге несопоставимо выше, чем у всех прочих животных, и это даёт нам возможность размышлять. Богатые способности к абстракции, которыми мы обладаем благодаря развитому неокортексу, также лежат в основе уникального человеческого умения говорить и писать, в рамках которого сами по себе ничего не означающие звуки и закорючки обозначают реальных людей, объекты и действия. Язык – это самая масштабная и, пожалуй, самая полезная абстракция, которую мы имеем.
Человек не в состоянии направлять свои эмоции в нужное русло точно так же, как он даёт указание своей моторной системе взять чашку со стола. Он не может волевым усилием заставить себя хотеть правильных вещей, или любить правильного человека, или быть счастливым после испытанного разочарования, или даже быть счастливым, когда у него всё хорошо.
У людей отсутствует такая способность не из-за недостатка дисциплины, а потому, что сфера действия воли ограничивается самым молодым отделом мозга и функциями, за которые он отвечает. На эмоции можно воздействовать, но ими нельзя управлять. Любовь нашего общества к механическим устройствам, которые управляются нажатиями на кнопки, плохо помогает нам взаимодействовать с собственным непокорным мозгом.
Люди в наше время считают, что всё, что не подчиняется их воле, скорее всего, сломано или плохо сконструировано, в том числе и их собственное сердце.
Лишь самый молодой из трёх отделов нашего мозга понимает логику и рациональные доводы, и он один среди всех может использовать абстрактные символы, известные нам как слова. Мозг, отвечающий за эмоции, будучи бессловесным и нерассуждающим, может, тем не менее, демонстрировать выразительность и интуицию. Подобно тому, как искусство нас вдохновляет, лимбический мозг способен увести нас за пределы логики путями, которые можно лишь весьма приблизительно описать на понятном неокортексу языке.
Таким образом, воспроизведение эмоций при помощи слов требует сложных преобразований. И потому люди вынуждены напрягаться, чтобы облечь сильные чувства в строгие рамки вербального выражения. Часто, по мере того, как эмоциональность изложения нарастает, человек всё чаще брызгает слюной, жестикулирует, и ощущает невыразимое бессилие. Поэзия, которая служит мостом между неокортикальным и лимбическим мозгом, одновременно иллюзорна и могущественна. Фрост писал, что стихотворение «рождается, как ком в горле, как чувство, что что-то не так, как тоска по родине или по любви. Оно никогда не начинается с мысли».
Так и любовь никогда не начинается с мысли. Анатомическое разграничение делает столь же невозможным для интеллекта ухватить своими когтями любовь, как невозможно вилкой съесть суп. Для того, чтобы понять любовь, нужно начать с чувств – и об этом будет наша следующая глава.
Закон Архимеда .
Как мы чувствуем внутренний мир других сердец
На тело, погружённое в воду, воздействует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды. В этом заключается суть закона Архимеда, в его скупом и бесстрастном математическом изложении. А оживляет этот сухой постулат стоящая за ним легенда. Согласно ей, двадцать два столетия назад Гиерон II, правитель Сиракуз, поручил Архимеду выяснить, была ли некая корона изготовлена из чистого золота или сплава. Когда Архимед собрался принять ванну, ему пришла в голову мысль о том, что можно погрузить корону в воду и сравнить вытесненное ей количество воды с тем, которое вытесняет чистое золото аналогичного веса. Любое расхождение между этими двумя величинами говорило бы о разной плотности короны и золота того же веса, и, следовательно, эта корона оказалась бы подделкой, по крайней мере, частично. Это решение, связанное с водой, легло в основу как закона Архимеда, так и его знаменитого выражения. Говорят, что после того, как его осенила эта идея, он выскочил из ванны и обнажённым побежал по улицам города с криком «Эврика!» (значит: Нашёл!).
Ключевой момент этой истории – это не корона, не золото, и не ум Архимеда, а его горячая и чистая страсть.
Вот как её описывает Плутарх:
Часто слуги Архимеда против воли заносили его в ванну, чтобы провести гигиенические процедуры, но и там он продолжал чертить свои геометрические фигуры, даже на золе дымовой трубы. И пока они умащивали его кожу маслами и благовониями, он пальцами чертил линии на собственном обнажённом теле, до такой степени он забывал о себе и погружался в блаженное состояние транса, в которое его приводило наслаждение от изучения геометрии.
Каким бы гениальным ни было открытие Архимеда, именно сила его эмоций отзывается в наших сердцах сквозь века. Его бурный восторг, а не интеллектуальные способности – вот что сделало его теорему такой известной. Настоящий принцип, стоящий за открытым им законом, заключается в том, что большинству людей никогда не постичь его математических расчётов, однако им вполне понятен его энтузиазм. Подобную радость приносит одним из нас блестяще выполненная работа, другим – яркие краски морского заката, третьим – взгляд новорождённого младенца. Восторг Архимеда легко пережил два с лишним тысячелетия.
Отчего же нам так близок энтузиазм Архимеда, а к его физическим выкладкам у нас гораздо более прохладное отношение? Чтобы понять это, нам сначала нужно ответить на вопрос: что такое эмоции? Как они работают? Откуда они возникают и для чего нужны?
На первый взгляд эмоциональность имеет простое предназначение. Возбуждение, тоска, печаль, верность, гнев, любовь – все эти сверкающие краски расцвечивают нашу жизнь, придавая ей яркость и смысл. И эмоции не просто окрашивают в яркие тона мир наших чувств: они лежат в основе всего, что мы делаем, это неиссякаемый источник любых наших действий, более сложных, чем простые рефлексы. Увлечение, страсть и преданность помогают нам привлекать на свою сторону людей и обстоятельства, а страх, стыд, чувство вины и отвращение отталкивают нас от окружающих. Эмоции лежат в основе и дают жизнь даже самым сухим абстрактным построениям неокортекса. Жадность и амбиции служат подоплёкой экономических процессов; мстительность и почитание выступают под личиной правосудия. В любом случае, эмоции мотивируют людей и постоянно руководят их действиями.
Лимбический отдел мозга
Лимбический мозг
Некоторые из этих настроек проявляются моментально, например, изменения в потоотделении, дыхании и частоте сердечных сокращений. Лимбический мозг осуществляет эту корректировку благодаря своей связи с центрами контроля в рептильном мозге. Другие изменения в организме, управляемые лимбическим мозгом, носят более долговременный характер: его воздействие на эндокринную систему позволяет эмоциональному состоянию влиять на общие функции организма, такие как иммунная регуляция и обмен веществ. Неокортикальный мозг, хотя он и позже стал участвовать в нашей эмоциональной жизни, также получает указания от лимбического отдела. Они затрагивают символические виды деятельности, такие, как речь, и стратегические операции, такие, как планирование действий.
Кроме того, лимбический отдел управляет изменениями в мозге, которые играют сугубо коммуникативную роль – в ответ на лимбическую стимуляцию мелкие мышцы на лице млекопитающих сокращаются определённым заданным образом. Лицо – это единственное место в организме, где мышцы прикрепляются непосредственно к коже. Единственная цель такого механизма заключается в том, чтобы обеспечить передачу быстро меняющихся эмоциональных сигналов.