Двойное бытие
Ф.И. Тютчев пишет:
О вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия! 7
Само вхождение в природу «иного», инобытия, выводит нас сначала в «инаковость» другого лица, а в своем пределе в иное измерение, иную природу, в иной, нездешний мир со своими неведомыми законами. Их чувствует «вещая», угадывающая (через внутреннее усилие, конечно!) этот мир душа. С.С. Хоружий пишет: «Зло и грехи, вражда и страдания, рабство и унижение и, наконец, вершина всех подобных явлений, смерть – но все наравне чувствуют, что наличная наша жизнь, сам тип реальности, доставшийся нам в удел, – “не то”. Наблюдая, мы видим человека “тянущимся”, “стремящимся”, “взыскующим”». И далее: «Реальность характеризуется расщеплением между наличным бытием и иным ему бытием, а также определенною связью этих двух горизонтов».8
Никто, никакой глумливый атеизм не сможет поругать благоговение и удивление перед тайной, которая открывается правде и мужеству. Вспомним:
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте. 9
И вот когда мы строим наш педагогический концепт, мы должны вводить ребенка именно в реальность двойного бытия. Для освоения здешнего, «посюстороннего» (К. Маркс) бытия нужен хороший учитель и посредник. Еще более важно тонко и пластично открыть ребенку мир духовный, мир Божий. И здесь тоже необходим учитель, духовник, старец. В этом и открывается нам «двойное бытие».
Ребенок знает инобытие лучше нас. Нам остается только поименовать, подтвердить его наличность. И не заслонять мир Божий своим лицемерием, самостью и равнодушием. А во всем остальном нам лишь остается учиться у самого ребенка.
В 1932 году О. Мандельштам писал:
О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года.10
«Ближе к смерти» не в прямом смысле, а ближе к тому пределу, где кончается проблема и начинается тайна.