Политическое использование толкований сновидений
Примечательно, что в политической практике Месопотамии сновидения использовались не только самими правителями, но и их оппонентами. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что враждебные сны или их толкования могли рассматриваться как форма государственной измены.
В архиве из Мари (XVIII в. до н. э.) содержатся письма, предупреждающие царя о потенциально опасных снах его подданных. В одном из таких писем говорится:
«Относительно того сна Малика-Даган, о котором мой господин писал мне. Я расспросил Малика-Даган, и он сказал: «Во сне я видел, как люди говорили друг другу: ‘Царь Зимри-Лим мертв, а наследник его трона – Яркаб-Адду’. Я был очень встревожен этим сном и никому о нем не рассказывал». Вот что мне сказал Малик-Даган. Я слышал и другие сны, которые видели в городе, но они не касаются моего господина, и я не стал их записывать» (8).
Подобные документы показывают, что сновидения воспринимались не только как личное переживание, но и как потенциальный инструмент политического влияния. Сон, содержащий предсказание смерти правителя или изменения власти, мог рассматриваться как проявление мятежных настроений или даже как заговор с использованием магических средств.
В ассирийский период (I тыс. до н. э.) контроль над толкованием снов становится еще более строгим. Известно, что при царе Асархаддоне (680–669 гг. до н. э.) существовала практика обязательного доклада о снах, имеющих политическое значение. В тексте так называемой «Вассальной клятвы Асархаддона» есть такой пункт:
«Если вы услышите дурное слово или увидите дурной, неблагоприятный сон, касающийся Асархаддона, царя Ассирии, вы немедленно сообщите об этом Асархаддону, царю Ассирии» (37).
Это свидетельствует о том, что в поздний период истории Месопотамии сновидения становятся элементом государственной безопасности, а их толкование – регулируемой практикой, находящейся под надзором властей.