На стенах, обшитых светлыми деревянными панелями, в строгом симметричном порядке расположились фотографии в потёртых деревянных рамках. Некоторые из них потемнели от времени, другие сохранили яркость красок, а на третьих виднелись едва заметные трещинки лака. Чёрно-белые снимки запечатлели давно ушедшие эпохи: старинные улицы, людей в необычных нарядах, давно исчезнувшие предметы быта. Казалось, что фотографии живут своей тайной жизнью. По вечерам, когда в комнате гасили свет, можно было заметить, как по краям старых снимков пробегают едва уловимые серебристые блики. Иногда, если прислушаться, из рамок доносился тихий шёпот давно забытых голосов, а в особенно тихие ночи можно было различить отдалённый звон старинных колоколов и шорох давно истлевшей одежды.
В углу комнаты висела особенно старая фотография – на ней был изображён человек в странном одеянии, держащий в руках что-то похожее на кристалл. И порой, когда луна заглядывала в окно, его глаза начинали светиться мягким голубоватым светом, а кристалл в руках словно пульсировал в такт биению невидимого сердца. А если долго смотреть на эти снимки, можно было заметить, как медленно, почти незаметно, меняются выражения лиц на фотографиях. Улыбки становились грустными, а печаль превращалась в радость, словно время на этих снимках текло по своим, неведомым законам, не подчиняясь обычной хронологии.
Рядом, словно хранитель времени, стояли старинные часы с маятником. Их массивный корпус из тёмного дерева украшали витиеватые узоры, а циферблат, обрамлённый позолоченной окантовкой, казался окном в прошлое. С приглушённым тиканьем маятник совершал свой вечный танец, отмеряя секунды, минуты, часы. Иногда часы издавали лёгкий скрип, будто рассказывали свои секреты тем, кто умел слушать. Их медные гири, свисающие на цепочках, отбрасывали причудливые тени на пол, создавая игру света и тени.