общего. Яркая брюнетка, рост сто восемьдесят два, найдена в Терлецком парке. Девятая жертва Вивисектора. Как и в предыдущих случаях, тотальное вскрытие внутренних органов. Фотографии прилагаются. Личность установлена по отпечаткам пальцев. Девушка была замешана в деле с наркотой, но выручил богатый папуля.
— Я попью. — Молочанский дрожащими руками плеснул в стакан воды и забыл о нем.
Шустов вытащил протокол допроса и занес необходимые данные: имя, фамилия…
— Он даже не тронул мою девочку, — глухо сказал Лев Васильевич, словно только это не укладывалось в его голове, — даже не тронул… Почему он убил ее? За что?
Капитан и сам хотел бы это знать. Вивисектор никогда не насиловал свои жертвы, хотя всегда выбирал молоденьких и сексуальных девушек. Он только вскрывал их, живых, наслаждаясь мучениями и криками. Психиатры, к которым обращались полицейские, строили различные теории, а Вивисектор продолжал убивать.
Тринадцать жертв.
— Катенька говорила, что будет знаменитой, что будет улыбаться с обложек, — продолжал Молочанский. — Я этого не хотел, не понимал, я и сейчас не понимаю. Она уехала… практически, сбежала.
«Романтика, — подумал Шустов, кивая головой, — опять эта хренова романтика. Девушкам нужен успех, Париж. Они едут в Москву на подиум, а попадают в морг».
— Вы знаете, к кому она ехала? — осторожно спросил капитан. — У нее были здесь друзья, подруги?
— Я ничего не знаю. Несколько месяцев назад Катенька говорила, что хочет попробовать себя в модельном бизнесе, а я велел ей выбросить это из головы. Больше она ко мне не обращалась.
Шустов повертел карандаш.
— А ваша жена? Возможно, с матерью Катя была более откровенной?
— У нее инфаркт. Она сейчас не может говорить.
— Извините.
Молочанский неожиданно поднял глаза и пристально посмотрел на Шустова:
— А что будет с этим подонком, когда вы его поймаете?
Сергей спокойно выдержал буравящий взгляд собеседника, лихорадочно размышляя над тем, как ответить, чтобы Лев Васильевич поверил.
«Ты что-то знаешь, — понял полицейский, — и выбираешь, к кому обратиться: к нам или к уголовникам. Кто поможет тебе отомстить».
— Что с ним будет? — медленно повторил Молочанский.
Сергей выключил диктофон:
— Корнилов сказал, что брать мерзавца живым мы не будем, — Шустов налил себе воды. — Надеюсь, вы слышали о майоре Корнилове?
Несколько долгих секунд отец погибшей девушки буравил полицейского взглядом, а затем медленно, не торопясь, допил свой стакан. Руки у него дрожали чуть меньше. Шустов включил диктофон.
— Я верю вам, — произнес наконец Лев Васильевич, — поэтому скажу, что знаю.
Он достал из кармана пиджака черный блокнот и положил его на стол.
— Катенька забыла дома записную книжку, а в ней была вот эта бумажка.
Поверх блокнота лег маленький листик с нацарапанным на нем московским телефоном и именем «Алик».
— Я бы мог найти его сам, вы понимаете, но я вам верю.
***
В темноте
Москва, 27 июля, вторник, 16:16
Ей было все равно. Чувства умерли. В окружавшей темноте она уже не ощущала рядом ничьего дыхания, не слышала ничьих вздохов, ничьих шепотов. Когда-то очень давно их было четверо или пятеро, она уже не помнила точно. Бывало, они тихо переговаривались, стараясь поддержать друг друга в этой кошмарной, пахнущей жасмином темноте и ожидая, когда появится Он. Они не знали, кто такой Он, они только догадывались и безумно боялись этой догадки.
Все они слышали о Вивисекторе.
Теперь она осталась одна, совсем одна, и ей было все равно. Сжавшись в комочек, она сидела у мраморной колонны и тупо смотрела на тоненькие цепочки, тянущиеся от ее запястий. Их длина позволяла ей сидеть на полу и даже делать один-два шага вдоль колонны, разминая затекшие мышцы. Такими же цепочками были скованы ее ноги. Давным-давно, когда ее только привезли в эту ужасную темную комнату, она пробовала избавиться от оков. Как одержимая терла неподатливый металл, нарушая тишину яростным, скрежещущим звуком, но все было напрасно: несмотря на кажущуюся хрупкость, цепи были очень прочными.
Свет. Кто-то спускался по винтовой лестнице, держа в руках лампу.
Она подняла голову, щурясь сквозь спутанные волосы на яркие, пронзительно яркие лучи, и что-то пробормотала.
— Здравствуй, милая, здравствуй, — тихо произнес Он. — Одна ты у меня осталась.
Мягкий, вкрадчивый голос разбудил ее мозг, напомнил что-то важное и очень страшное. Он всегда