свою жизнь в череде кошмаров и
мучающих страхов. И тот же Закон распорядился так: человек одинок. Он
приходит в этот мир в одиночку, и также в одиночку через этот мир проходит.
— И я страдаю от того, что не принимаю этот Закон?
— И не только ты от этого страдаешь.
— Но люди ведь бояться одиночества.
— Разумеется. И чем больше бояться, тем глубже погружаются в него.
— А если я приму этот Закон?
— Тогда, как ни парадоксально это звучит, ты выйдешь из своей
изолированности, и одиночество рассеется. Как только ты скажешь себе: 'Да, я
одинок, и я принимаю свое одиночество как проявление неведомого мне, но
непостижимо мудрого Закона', ты обретешь свободу. Потому что в этом случае
тебе открывается новое понимание — осознав вокруг себя и других стены,
выбраться из которых не представляется никакой возможности, ты увидишь
свободный путь, который ведет наверх. И тогда ты скажешь: 'Да ведь я,
оказывается, не одинок! Я вижу свободный путь. И этот путь ведет наверх. И я
МОГУ пойти по этому пути'. И ты действительно сможешь пойти поэтому Пути. И
ты обретешь тогда Свободу и Силу.
— Путь наверх, Мастер, я понимаю — метафора?
— Ты можешь это понимать как угодно. Не важно понимание, важно
переживание.
— И все-таки, путь наверх — не путь ли это к тому, что люди называют
Богом, или Высшим разумом?
— А почем знаю?
И после короткой паузы вновь Ученик спросил Мастера:
— Но как же с дружбой, любовью, преданностью, если ты, Мастер, говоришь
об одиночестве, в заточении которого пребывает человек? Ведь мы же знаем
немало случаев самопожертвований и жертвоприношений, ситуаций, где люди
проявляли беззаветную преданность и совершали поступки, которые называли
потом героическими те, чья благодарность оставшихся являлась лучшим
памятником ушедшим — во имя жизни остающихся.
— Никогда еще обычный человек не любил и не жертвовал собой ради жизни
другого человека. На такое способны очень редкие, лишь те, кто или осознанно
или интуитивно отыскал свой Путь наверх. В массе же своей человек любит не
другого человека, а себя в нем, свою идею, свой образ, свое представление об
этом человеке, свою концепцию. И идет на жертву ради этого фантома. Посмотри
на то, как развивается супружеская жизнь многих и многих. Начинается она с
возвышенных чувств, где он изливается в откровениях типа 'прекрасная',
'возлюбленная', 'единственная', а лирические излияния последней этаким
шепотливым эхом вторят — 'УМНЫЙ', 'мужественный', 'несравненный'. Проходит
время, пыл остывает. Проходит еще время, и лексикон несколько меняется.
Словарный запас идущих рука об руку по жизни пополняется 'стервами',
'суками', 'козлами', 'ублюдками' и даже более изощренными эпитетами. Почему
это происходит? Только не говори о взаимных разочарованиях, о том, что,
дескать, эти люди в состоянии влюбленности идеализировали друг друга, а
когда первый поток возвышенных страстей схлынул, они лучше узнали друг друга
и поняли многое из того, что раньше не понимали.
— Но ведь именно это я и хотел сказать. Да и многие так объясняют
данное явление.
— Многие много о чем говорят. Те же самые многие много чего и делают. А
потом раскаиваются. И если ты будешь учиться у многих, то научишься малому.
Причина в другом. Дело в том, что, прожив десять, двадцать, пятьдесят
лет вместе, они знают друг о друге и друг друга ничуть не больше, чем в
первую минуту знакомства. Только в начале сближения они размещают друг в
друга одни иллюзии, сблизившись — противоположные. Тоска и раздражение
приходят на смену эйфории и окрыленности. Когда человек возвышает другого,
он возвышает свое представление, свою проекцию, свою концепцию. Но Закон от
этого не меняется. Закон объективен и продолжает работать. Закон неизбежного
и неумолимого одиночества человека. И Закон оказывается сильнее иллюзий,
мнений, надежд и ожиданий. И все эти помыслы и пьедесталы превращаются в
погребальный хлам. Нет, мой милый, человек не способен