Гудрун вышла из дому и взмыла в воздух. В который раз она забывала метлу за печкой. Но она пренебрежительно относилась к формальностям и считала, что в то прогрессивное время, в которое она живёт, обычная ведьмовская атрибутика вовсе не обязательна. Единственное, что ей нравилось во всей этой истории про ведьм – это мудрая сова Кордулла, которая была не только изумительным почтальоном, но и истинным другом. Сигрид не любила нарушений дисциплины. Основательнице клана была не одна сотня лет, и ей было сложнее отказаться от стереотипов, чем юной, по ведьмовским меркам, сто двадцатипятилетней Гудрун, не считавшейся с авторитетами и по вечерам зачитывавшейся «Маленькой Ведьмой» Отфрида Пройслера. Сигрид, конечно, могла и оштрафовать нарушительницу, если она забывала метлу или же в её доме вместо потрескавшихся стекол, разбитых зеркал, прохудившихся потолков, рваных покрывал, кувшинов с отбитыми ручками, дырявых вёдер и ржавых котлов, вековых слоёв пыли и паутин царил образцовый порядок. Но на практике до этого доходило редко. В конце концов, всегда можно что-то спешно разбить или сломать, чтобы создать видимость нормального ведьмовского жилища.
В полёте к Гудрун присоединилась грузная Адельхайд на кривой, перекошенной, тощенькой, затрапезной метёлке. Выглядела она несколько комично, но у ведьм считалось особым шиком всё обветшавшее, отслужившее свой век или просто старенькое и никчемное. И поэтому Гудрун, по ночам втиравшая в кожу и волосы разномастные снадобья, вызывала у сестёр Готтершайна мрачное негодование. Они злобно шикали на неё, но то и дело прикусывали языки, потому что Гудрун подчас давала им фору по части колдовства и всяческих нехороших проделок. Старость и уродство для ведьмы – вещь вполне нормальная и естественная, а вот борьба за уходящую молодость выглядит попросту некрасиво и непонятно. Знала бы тысячелетняя Сигрид о том, что Гудрун закрашивает седину чёрным пигментом и в свои сто двадцать пять выглядит на какие-нибудь пятьдесят. Впрочем, старейшая из ведьм знает всё.