Скрипнуло высокое крыльцо под ногой, дверь сама по себе открылась и закрылась, дохнув мне в лицо запахом нежили – пылью, сыростью, сиротством. Это была странная ночь. Или, может быть, сказать – страшная? Я не смогла заснуть. Где-то рядом, наверно, было болото. Там все время что-то чавкало, плюхало, бесовскими голосами орали птицы. Шуршал и скрипел сам дом. Из щелей сильнее пахло плесневелой сыростью. И Змейка беспокоилась. Скулила, зелеными глазами засматривала снизу, жарким дышала в лицо, покушалась лизнуть, вздрагивая жалась к ногам.
Сил не стало у меня вертеться без сна по подстилке. К тому же есть хотелось. Сама виновата. Вольно мне бегать по лесам! Я встала, вышла на крыльцо, как воды глотнула парного ночного воздуха. Пахло близкой водой, травой мокрой, туманом. Он по колена был, белесый туман, полз с озера, путался в траве, неощутимый, теплый. Снова наплыло чувство ложной жажды. Я черпнула ладонью росы, провела по горящему лицу, остужая его. Ночь… Какая странная ночь сегодня. Или она страшная? Что-то совсем я не пойму.
Я уселась боком на перила, закинула голову, прислонившись затылком к столбу и негромко спела несколько нот. Прозвучало хорошо. Глуховато немного. И диковато. Для этого времени и этого места. Но лучше уж петь, чем сходить с ума от мыслей и бессонницы.
Где же наши кони, кони вороные?
Где же наши копья, копья вороненые?
Отстарались кони, отстрелялись копья…
Только странный Ворон ходуном по сучьям
Ходит и вздыхает…
Я пела пока не устала и не осипла, потом пошла на свое травяное ложе, легла, но заснуть не успела. Над крышей захлопало много-много огромных крыльев. И обычные ночные звуки слились в длинный протяжный вопль. И вокруг дома начался шабаш – трещали, хлопали, сшибались, дрались, кричали, голосили, визжали… Мы со Змейкой сидели в уголку и мечтали, чтоб никто не заглянул в дом и не застал нас здесь. Потом шум поулегся, но все равно ясно было, что снаружи кто-то есть – они шелестели и перекликались до утра почти человеческими голосами, чего-то ждали терпеливо.