Я его глажу, а он косится на людей. Ким тоже косится и совсем не рвется воспользоваться таким видом транспорта. Но другого у меня нет. Если не Тит, то они приковыляют в Замок к утру. Когда будет поздно. Киму все-таки пришлось взобраться на широкую спину. Осторожно обнимая Яна, он кинул мне такой взгляд на прощание, что лучше бы не жить. Тяжелое бесшумное движение – и мы остались только втроем.
Марина двинулась по следам копыт, не сомневаясь, что я пойду следом. И я безропотно пошла, потому что хватит в таинственность играться. И безропотно выслушала все, что что думала моя подруга обо мне и моем поведении, потому что все еще не знала, как мне жить дальше.
А в Замке Марина показала, как должна бы себя вести истинная Хозяйка. Что бы она ни думала и как бы ни злилась, она первым делом дала переодеться мне и поесть – моей собаке.
* * *
Мы со Змейкой сидим в Замке у окна. Я расположилась в глубоком проеме, прислонившись плечами и затылком к косяку. Змейка дремлет, положив морду мне на ботинок и время от времени тяжело вздыхает.
Является Марина. У нее надутый и встревоженный вид. Интересно, она сама по себе пришла, или как полномочный посол? Чтож, положение исключительное, можно пожертвовать и бойкотом, которым меня попытались образумить. Замок в осаде. Моему Лесу кажется (почти справедливо!) что меня в Замке обижают. И – как может, как умеет – он пытается помочь мне. Не считаться с этой осадой нельзя. Никто, кроме меня, не может выйти из Замка, не рискуя целостью шкуры, а то и жизнью.
Но Яна необходимо отправить на Материк. Помощь, которую ему может оказать Замок – только отсрочка.
Осаду снять легко. Я знаю это. Маринка, Ким и Андрей предполагают или догадываются об этом тоже. Но для этого надо отменить наказание, которое мне вроде положено – и воспользоваться моей властью над Лесом. Что с воспитательной точки зрения не есть правильно. Они думают, что я сижу в Замке и с трепетом жду, что же они решат… Верно, жду. И, пожалуй, трепещу. И решение необходимо принять. Только вот решают не они… Мне страшно. Но, пожалуй, сидеть больше нечего. Пора идти. Я встала.