Потом, когда я устала трогать и ласкать мягкие перья, когда солнце поднялось уже изрядно высоко – я вспомнила, что хочу есть, что неплохо бы умыться, и что Змейка все еще сидит под крыльцом. Я выволокла ее из убежища и повела к озеру – промывать царапины. Пощипали мою собаку изрядно – морда опухла, шерсть на боках и спине клочьями, правое ухо стало толстое, горячее, Змейка все клонила голову в ту сторону и осторожно ее встряхивала. Но к озеру подошли мы не сразу. Ночные гости разом забеспокоились, едва я пошла к берегу, а когда пересекла рубеж их терпения – снялись и сели между нами и водой, растопырив крылья. Я пыталась их обойти – птицы перелетали и опять загораживали дорогу. Я пробовала идти напролом – они вытягивали шеи и шипели зловеще. Я махала на них руками и гнала: – Кыш! Пошли! – птицы этого будто не слышали.
Змейка извивалась и билась у меня в руках, рвалась обратно. Чем ближе я подходила к озеру, тем сильней становилась истерика. Моя собака хрипела, на морде пена появилась. Она, конечно, побаивалась длинных клювов наших новых знакомых, но не чересчур ли сильным был испуг? И птицы… Нет, тут что-то не то. Я выпустила Змейкин загривок (она тотчас улепетнула под бесценное крыльцо), старательно сосредоточилась и приказала: – Пропустите! – и он снова сработал, этот приказ. Огромные птицы кротко, без недовольства и мешканья уступили дорогу. Я спустилась к парящей воде, забрела в нее, утреннюю, теплую, по щиколотку, погрела насмерть замерзшие за ночь ножки. Тихо было на озере, сонно еще. Я нагнулась, зачерпнула воды, порушив свое отражение, плеснула в лицо, фыркнула от удовольствия, снова черпнула, глянула на свое отражение, вздрогнула и пролила воду обратно. Отражение не желало расплываться, оно – наоборот – стало четче. Да мое ли это отражение?.. Да отражение ли это?! Господи!.. Легко прорвало пленку воды, приподнялось над ней и глянуло в упор человеческое лицо. С натяжечкой его можно было назвать женским… Или даже – детским, девчоночьим. Круглое, щекастенькое, с редкими светлыми волосами. Была в нем некая неуклюжесть, если можно так сказать о лице. Оно смотрело ожидающе, кротко и помаргивало.