процесса «на обвинения в гомосексуализме Ледбитер отвечал, что в его прошлых рождениях в Древней Греции педерастия была частью культуры, а поэтому он ни в чем не виноват»1437. Если в Абсолюте есть доброе и злое, мужское и женское, то естественно от гармоничного человека ожидать андрогенических склонностейnnnnnnnnnnnnnnn.
И эта идея прямо обосновывается Блаватской: «В конце следующего Круга Человечество опять станет муже-женским. В Седьмой Расе эти двое сольются в одно»1438. Поскольку же «Махатмы», «гуру», «посвященные» ходят среди людей как посланцы высшей и будущей расы, им позволительно носить в себе черты всеобщего светлого будущего. Так что не нужно удивляться открытию Блаватской: оказывается, «ни один настоящий Посвященный не был женат»1439. И уточняет: поскольку у Сократа была жена — его нельзя считать «посвященным». И напротив — поскольку Моисей почтен званием «Учителя», он «никогда не мог быть женатым»1440. А свидетельство Библии о женитьбе Моисея надо считать «аллегорией». На аллегории, наверно, был женат и Пифагор — ибо как же иначе совместить теософское благоговение перед ним с его браком (Ямвлих. Жизнь Пифагора, 170)1441.
Отсутствие семейных людей среди тех, кого теософы считают своими Учителями, не просто любопытная историческая «случайность» или совпадение. Нет, это — императив: «женатый человек не может быть адептом»1442.
Так что прав мудрый отец Браун: «Не стану отрицать, бывают хорошие люди в дурной религии, и дурные — в хорошей. Но одну вещь я усвоил из опыта, вполне реального, так, как учатся различать марки хороших вин. Вряд ли мне попадался хотя бы один философствующий преступник, который не философствовал бы о Востоке и перевоплощении, о колесе судьбы и круговороте вещей, о змее, закусившей собственный хвост. Первоистоки этого учения, быть может, иные, но в нашем реальном мире оно стало религией негодяев. — Мне кажется, — заметил доктор Бойн, — негодяй может исповедовать любую религию. — Да, — согласился его собеседник, — может, или вернее, мог бы, если бы тут было рассчитанное лицемерие. Любое лицо можно прикрыть любой маской. Всякий заучит несколько фраз и скажет, что держится таких-то взглядов. Но мы ведь говорим о поэте. А поэту нужно, чтобы маска до известной степени была вылеплена на нем. Он может черпать лишь из того, что есть и у него в душе. Он не мог бы стать красноречивым методистом, а вот побыть красноречивым мистиком или фаталистом ему не трудно. Такой человек, даже весь покрытый кровью, способен вполне искренне уверять вас, что буддизм —