Уже который день подряд Город дождей оправдывал своё название. Его славное низкое небо не уставало изливать из себя капли холодной влаги на головы хмурых прохожих. Однако же это никак не могло послужить причиной для кого-то из них перестать куда-то спешить и зачем-то суетиться. Закон муравейника суров и непреклонен. Сломить его лучше и не пытаться! Но зато можно попробовать перехитрить. Прикинуться, что ты такой же как все и тоже один из его винтиков, – деталька этого механизма по имени социум.
Вот так и у нашего героя никогда не получалось стать частью чего-то большего. Раствориться в дружном порыве созидании общего дела. Как бы он не старался. А единственно, что удавалось, так это мимикрировать кое-как под общую массу. Да и то далеко не всегда. И причина находилась, конечно же, в нём самом. В его ярко выраженной интроверсивности. Всё внешнее интересовало его лишь так, постольку-поскольку. Зато внутренний голод был неуёмен! И пусть это прозвучит пафосно, но заботы его простирались в область глобального. В чём смысл жизни, что есть смерть и как понимать бессмертие? – Вот то, что волновало его по-настоящему. Всю жизнь он искал ответы на эти вопросы. А поэтому и имя ему мы дадим – Искатель.
И сейчас он и направлялся туда, где надеялся эти ответы получить. Проводником же ему взялся стать человек, успевший забыть столько, сколько многим не под силу узнать и за всю их жизнь. А посему его мы назовём – Знатоком.
Искатель же прошёл через увлечения многими эзотерическими практиками. Но все они были какими-то неполными. Водили вокруг да около, не раскрывая сути. Или же, наоборот, оказывались прямой дорогой в никуда. И тут наконец-то пред его взором предстали китайские, а точнее даосские, практики. Пришла информация и о неком Учителе, сведующем в них. Судьба же свела и со Знатоком, согласившимся устроить с этим Учителем встречу.
И вот они шествовали под моросящим дождём и вели о предстоящем визите беседу. Зонт, кстати, Искатель с собою взял, но нёс его сейчас в руке сложенным. Дело в том, что Знатока, похоже, угроза слегка намокнуть особо не страшила. Он, по-видимому, вообще, был выше всяких там условностей. И Искатель посчитал своим долгом проявить к нему в этом солидарность. Беседу же их мы, дорогой читатель, перескажем тебе своими словами, и станем поступать так и в дальнейшем, приводя прямую речь.
«Не будет лишним, – сказал Знаток, – если я немного тебя подготовлю. Для начала, – продолжил он, – разберём хоть чуть-чуть сам феномен китайской цивилизации и постараемся привить тебе адекватное к нему отношение. Тут, знаешь ли, следует чураться крайних форм. Уж никак, например, нельзя не признавать древность этой цивилизации. Хотя, конечно же, и не настолько глубокую, насколько позиционируют её сами ханьцы. В изъявлении щедрости при отмере чего бы там ни было для собственного тщеславия им, лукавцам, никак не откажешь!»
Знаток начал входить в раж, как заправский лектор.
«Но и незачем также выставляться ″старшим братом″, как в те задорные времена, когда мы были с ними ″братьями навек″! С другой стороны, – разошёлся он, – опять же, глупо, позабыв о всякой критике, предаваться самозабвенному восхищению этой самой китайской цивилизацией. А таким пороком в наше время грешат многие! Еще же более неразумно – впадать в раболепное пред ней преклонение. Достаточно вспомнить различные не совсем лестные факты и не очень приглядные эпизоды из её истории, причём, относительно недавней, чтобы умерить тем самым свой пыл. В общем, как рекомендует Учитель, не принижая китайскую культуру, но и не превознося чрезмерно, надо брать из неё только всё нужное и полезное для собственного развития.
А от себя же добавлю, что в Китайской Народной Республике весьма приветствуются и пропаганда собственной культуры, и даже формальная передача традиции, но не слишком позитивно воспринимается распространение среди всяких там ″белых чертей″, – ″бай-гуев″, знаний, имеющих практическую пользу. И стало быть, всем рекомендую крепко призадуматься о целесообразности хожений через Реку Чёрного Дракона, – Хэй-Лун Цзян, то бишь через Амур, с целью получения на том берегу этих знаний!»
«Вот ты говоришь, что передача традиции китайцами для некитайцев формальна, – заметил Искатель, – но ведь Учитель не китаец, а насколько мне известно, все китайские учения, и даосизм из их числа, передаются исключительно по какой-либо традиции. Так к какой же тогда традиции относится Учитель?»
«Ни к какой! – ответил Знаток. Он их всех считает упадочными. У него нет никаких контактов с Китаем. Он даже не был там ни разу, в отличие от меня. И языком китайским не владеет. Знает лишь некоторые словосочетания, которые используются в даосских практиках, – дао-фа, как составляющие терминологической базы, и всё. Эти словосочетания устоявшиеся и произносятся так, как пишутся на современной палладице. Без всякого там тона, разумеется. Если же вдруг нужно что-то перевести, Учитель обращается ко мне».
Вот и мы, дорогой наш читатель, тоже переймём сею манеру. И вслед за Учителем и всеми остальными транслитерируя китайские слова кириллицей, будем их лихо склонять по падежам. Дескать, они устоявшиеся, ну… или должны стать таковыми.
«Да Бог с ним, с ″великим и могучим″! – это всё продолжал недоумевать Искатель. Знания-то, знания, в таком случае, откуда к Учителю пришли и каким образом он их получил?»
«А очень просто, – воскликнул Знаток, – сверху! От так называемых небесных бессмертных, – тянь-сяней. Для них-то уж точно никакого языкового барьера не существует!»
«Сверху, – усмехнулся Искатель, – как Елена Петровна Блаватская?! О, да это, воистину, – круто!»
«Понимаю твой сарказм, Искатель! – невозмутимо согласился Знаток. Подобную информацию трудно переварить быстро. Только вот здесь надобно заметить, что какими бы ни были наши наставники, – жэнь-ши, – небесными, – тянь-ши, или же самыми что ни на есть земными, – ди-ши, мы тем не менее не освобождаемся от необходимости подвергать их слова собственному анализу. И для данного случая как нельзя лучше подходит пятнадцатый афоризм Конфуция из первой главы его ″Суждений и бесед″, – ″Лунь-юя″, под названием ″Учиться, но…″, – ″Сюэ эр…″. Он начинается фразой: ″Учиться, но не размышлять – бесполезно!″, – ″Сюэ эр бу-сы цзэ ван!″. Правда, концовка у него такова: ″Размышлять, но не учиться – губительно!″, – ″Сы эр бу-сюэ цзэ дай!″. А разве ж мы стремимся к гибели? – Конечно же, нет! И вот именно поэтому мы и направляемся к Учителю.
Обучение же его, как он сам говорит, рассчитано именно на тех, кто с одной стороны, хоть насколько-то в теме нашей даосской субкультуры, но с другой, и не законсервирован в банке какой-то инертной традиции. Про мотивированность же упоминать вряд ли имеет смысл. Её наличие подразумевается по умолчанию!
А вообще же, я по своему личному опыту превосходно знаю то, как тяжело бывает работать с людьми. Иногда вот просто из кожи вон вылезешь, дабы что-то объяснить человеку. И он вроде как даже всё поймёт. Но только за ночь у него как будто бы происходит полное ″обнуление файлов″. И на следующий день всё приходится повторять с самого начала. Так что, труден он и отнюдь не прост этот самый путь наставничества, – ши-дао!»
И они шли по улицам города, ловя на себе недоумённые взгляды проходящих мимо представителей окружающего социума, – минь-жэней. Да, в их глазах эти двое выглядели какими-то чудиками, хотя своим внешним видом, вроде бы, особо и не выделялись. Даосские халаты, – дао-пао, на них надеты не были, да и метёлками, – фу-чэнями, они тоже не размахивали. Но это и не важно, – их чуждость считывалась интуитивно. А они же во всех встречных,.. ну или почти во всех,.. узревали сплошных людей пути, – даосов, – дао-жэней. Да, ибо, воистину, каждый из нас в другом всегда подсознательно видит лишь некое подобие себя!
Знаток же, похоже, оказался неисправимым лектором.
«Наверное, всё-таки, скажу я тебе как даос даосу, – продолжил он, – ценность любого обучения заключается не столько в его традиционности, сколько в результативности. Главное ведь не то, У КОГО ты учился, а то, ЧЕМУ ты при этом смог научиться! Какой, к чёрту, толк в громкости имени мастера-наставника, – ши-фу, если всё, что он даст составят, как говорится, два притопа и три прихлопа?!
А кроме того, наставнику помимо обладания непосредственно самим мастерством, крайне немаловажно иметь ещё и достаточно развитые преподавательские навыки. Случается же, что и очень хороший специалист не отличается способностью к передачи своих умений.
Да, мастер одним только лёгким прикосновением может инициировать у ученика активацию жизненной энергии, – шэн-мин чжи ци. И ощущения от этого поначалу, конечно, будут весьма яркими. Однако же если вдобавок он не проведёт обучение его тому, как следует с ней работать, – гуну, то переданный таким образом импульс просто-напросто постепенно затухнет. А ценность же несёт в себе только усвоенная информация!
Насчёт мною сказанного, надеюсь, ты понял, что под жизненной энергией, – шэн-мин чжи ци, я имел в виду ту внутреннюю энергию, – нэй-ци, работа с которой, собственно, и называется – ци-гуном по-китайски и ки-ко по-японски?»
«Да, разумеется, – ответил на вопрос Знатока Искатель, – я, слава Богу, немного знаком с базовыми концепциями и категориями древнекитайской натурфилософии».
«Ну а тогда слушай дальше! – не унимался Знаток. В буддизме и других зародившихся в Индии религиях имеется один очень яркий прообраз: – это лотос, – падма на санскрите, лянь-хуа по-китайски и нелумбо по-латыни. Он растёт на болоте, но в силу своего биологического свойства, не намокает и не пачкается. Следовательно, пребывая в определённой среде, остаётся к ней непричастным. Учитель частенько приводит лотос как пример независимости ни от кого, включая даже его самого».
«Так что же, – удивился Искатель, – Учитель позиционирует себя как грязь?»
«Всё, что приходит в наш разум извне по сути своей – грязь! – изрёк Знаток. Всё, даже слова Учителя, необходимо анализировать, а не принимать безотчётно на веру. Об этом мы говорили уже чуть ранее. И так тебе нужно будет вести себя с ним до тех пор, пока ты не научишься понимать его напрямую, без использования слов».
«О, да я, получается, по жизни лотос!» – подумал Искатель. Слова же про «понимание без слов», прости читатель за каламбур, ему покамест было ещё не осилить.
«Ну а ещё, скажу я тебе, – всё выплёскивал из себя Знаток, – Учитель постоянно подчёркивает, что ошибочно считать, будто бы занятия даосскими практиками, – дао-фа, подходят только для восточного человека, и никак не годятся для западного. Психология у нас и у них, конечно же, имеет значительные отличия, но физиология тем не менее примерно одинаковая.
Не требует он от личности и подвергать существенному пересмотру собственные устоявшиеся этические воззрения, ибо современный даосизм, по его мнению, в своём нравственном формировании полностью нейтрален.
Однако же Учитель бескомпромиссен в вопросе о том, что проявление индивидуальной родовой программы, определяющейся в родологии негативной, а в даосизме трактующейся как состояние дисгармонии с путём, – ю дао бу хэ-се дэ чжуан-тай, пресекать следует без малейшего сожаления и незамедлительно!
Вот как-то так. Ну а мы же вроде как и прибыли».
Искатель вздохнул с облегчением. А они подошли к арке дома, перекрытой чугунными решётчатыми воротами. На их кодовом замке Знаток набрал нужную комбинацию цифр. Дверца на воротах открылась и даосы проникли во двор-колодец.
В углу на стене Искатель заметил написанный на латыни, по-видимому, кем-то из местных алхимиков их знаменитый девиз: – «Сольве эт Коагула», то есть «Растворяй и Сгущай!». Так и загрохотала в ушах тема «О, Фортуна!» из кантаты Карла Генриха Марии Орфа «Кармина Бурана». Да, что ни говори, а чем старше район Санкт-Петербурга, тем явственней в нём проступает тень Бафомета. А метки же его повсюду, и каждая по-своему уникальна. Вот взять хотя бы эту: – одна её претензия на готический шрифт чего стоит. И разве ж под стать сему каллиграфическому изыску стиль тех обычных посланий, что в изобилии красовались бы на стенах домов культурной столицы, кабы не доблестный труд её дворников!
Ну а Знаток же, перешагивая через маленькие лужицы, подвёл Искателя к одной из парадных, на домофоне которой он нажал на номер квартиры. Дверь отворилась. Ступив внутрь, Искатель почувствовал столь родной и знакомый по детству запах кошачьей мочи. И вот началось долгое восхождение по изрядно крутой лестнице туда, где его непременно должны были ждать желанные заветные знания.