Мы добрались вскоре до пляжа и, оставив одежду, бросились в прохладные волны. Вдали белел одинокий парус, и Джи поплыл прочь от берега, направляясь к нему, а я вслед за ним. Мы плыли в открытое море не менее получаса. Берег остался далеко позади; парус исчез за горизонтом. И тогда я решился задать самый важный вопрос:
– С чем сталкивается человек, достигнув сверх-сознания?
Джи, обратив на меня твердый взгляд, ответил:
– Когда человек соприкасается с высшим «Я», он видит бессмысленность земной жизни, направленной на выполнение родовых семейных программ. Он отчетливо понимает в этот момент, что, живя телесным «я», он проводит жизнь во сне. Он видит, что все люди спят и сон их настолько глубок, что невозможно это кому-либо объяснить и, тем более, дать пережить. Только немногие могут проснуться от сна майи и войти в соприкосновение со своим божественным началом, со своим высшим «Я». Сон майи настолько силен, что растворяет все стремления к высшему. —
Я был поражен коротким и ясным ответом и нырнул вглубь. Я не закрывал глаз, чтобы насладиться видом таинственно мерцающей воды. Вынырнув, я увидел Джи уже вдалеке, плывущим к берегу. Когда, усталые, мы вернулись к своему месту на пляже, я обнаружил, что пакет с виноградом исчез.
– Не расстраивайся, – сказал Джи, – это дань местным духам.
– Это пляжные мальчишки, – сказал я с досадой.
– Они тоже духи, воплощенные в тела, – заметил Джи, – только не осознают этого.
Вскоре мы вернулись в квартирку Георгия, которая успела опустеть от посетителей, только брошенные окурки на полу напоминали о них. В этот момент в дверях появилась изящная дама с золотистыми волосами, спускающимися до плеч. Ее зеленоватые глаза сверкали потусторонним блеском, а фигура напоминала статуэтку китайской принцессы. Такая статуэтка, вырезанная из темного дерева, стояла у меня на письменном столе. Она шла легко и бесшумно, а вокруг тонкой талии словно струилось серебристое мерцание. Мягко опустившись в кресло, она закурила и стала пристально рассматривать дым своей сигареты. Вдруг я понял, что она находилась в состоянии, которое я иногда улавливал в своих глубоких медитациях. Ее глаза таинственно сияли, как два изумруда.
Ночью мне удалось поймать сон, связанный с ней. Я оказался в густом саду с раскидистыми экзотическими растениями и бродил среди дивных цветников. Мне захотелось сорвать красную гвоздику на тонком стебле, и я протянул руку, но неожиданно услышал: «Не трогай её, пришелец, я запрещаю тебе срывать цветы в этом саду». Я обернулся и увидел воздушную фею. Она была необычайно красива, с ниспадающими до плеч золотистыми волосами, однако зеленоватые глаза смотрели пронзительно и враждебно. Мне показалось, что я узнал ее. Она взмахнула рукой, и все цветы превратились в эльфов, затем величественно повернулась и медленно направилась в сторону леса, сопровождаемая своей свитой. Поляна опустела. Я собрался последовать за ней, но она обернулась и остановила меня презрительным взглядом.
С тех пор я стал называть даму Джи Феей – повелительницей эльфов из волшебного сада. На следующий день я попытался рассказать ей о встрече во сне, но она устало-равнодушным взглядом остудила мой пыл. За окном лил дождь, и утомленные пыльные деревья с радостью подставляли свои обмякшие ветви шумным струям. У меня возник вопрос к Джи, и я заглянул в комнату, где он расположился. Джи читал «Философию свободы» Бердяева. Осторожно пройдя по комнате, я сел на табуретку напротив Джи и попытался завязать разговор:
– Как мне приступить к изучению самого себя?
Он оторвался от чтения и, заинтересованно посмотрев на меня, спросил:
– Ты уже преодолел свой скептицизм?
– У меня никогда его и не было, – удивился я. – Я всегда стремлюсь к высшему «Я».
– Ты не наблюдаешь себя. Не замечал ли ты, что в тебе живет большое количество разных «я»?
– Я считаю себя целостным, – ответил я не очень уверенно.
– Посмотри на это дерево, – произнес Джи. Если прибегнуть к метафоре, то ты – это ствол и ветви, а листья – твои различные «я», и каждое из них имеет свое, отличное от других желание. Если ты объединишь их в одно целое, то обретешь свою целостность.
– Вы хотите сказать, что мне надо сделать из всех листьев дерева один огромный лист? – пошутил я. Но Джи не обратил внимания на мои слова, а только странно посмотрел мне в глаза. От его взгляда внутри меня нечто сместилось, и во мне ожили сотни маленьких существ, до сих пор спокойно спавших на дне души. Мне вдруг захотелось исполнить десятки противоречивых желаний: срочно познакомиться на улице с интересной дамой; сходить в ресторан и прокутить последние деньги; сесть на поезд и, добравшись до Киева, провести со своей девушкой несколько дней наедине. Затем у меня возникло желание сбежать от Джи, и еще масса сумбурных идей проплыла по моему сознанию. И только где-то глубоко внутри прозвучал еле слышно робкий голос одного из моих «я», которое хотело развиваться и искало общения с Джи. Я заметался по квартире, как раненый зверь, и вдруг заметил, что Джи наблюдал за моим смятением с нескрываемым удовольствием. Я был поражен, встретившись с его равнодушным взглядом, и тогда, среди хаоса чувств, раздался скептический шепот: «А что ты тут делаешь»?
Я выскочил на улицу. Сильный порыв ветра хлестнул по лицу проливным дождем, и я, гонимый хаосом, помчался наугад, пока не выбился из сил. Невдалеке росла высокая акация. Я встал под ней, прислонившись к стволу, и она по-матерински утешала меня шумом ветвей, успокаивая многоголосые разные «я». От холода и сырости сознание прояснилось, и я отправился туда, где оставил Джи. Но когда я вернулся, то нашел там лишь Георгия, одиноко сидящего за бутылкой вина. Он отпил из бутылки большой глоток и сумрачно произнес:
– Деньги все пропиты. К тому же, ситуация стала настолько напряженной, что я закрываю для гостей свой дом и ухожу в глубокое подполье. Прошу тебя безо всяких обид исчезнуть из моей квартиры. И не забудь захватить своего Мастера.
– Я с удовольствием приму Джи и его спутницу у себя, – ответил я.
– Вот завтра и поезжай, – недобро усмехнулся он. Взгляд его остекленел, и я вышел из душной комнаты. Бродя по пустынным улицам, я пытался осознать то, что со мной произошло. Сопоставив все факты, я пришел к мысли, что, скорее всего, Джи и является тем человеком, который сможет указать мне Путь, ведущий к высшему «Я».
Я дождался его возвращения и осторожно обратился к нему:
– Приглашаю вас и вашу спутницу в Кишинев, попробовать молдавского вина и, если интересно, познакомиться с местными мистиками.
– Я поговорю с Феей, – ответил он и удалился. Я долго не мог заснуть; от всей души я желал, чтобы Джи и Фея приняли мое предложение.
Глава 2. Зашифрованная карта Пути
На следующий день Джи сообщил, что принимает мое приглашение.
– Тогда надо срочно собираться, – заметил я, – Георгий в очередной раз решил начать новую жизнь, и пытается избавиться от гостей.
Быстро упаковав вещи, мы втроем отправились на вокзал и сели в подошедшую электричку. Войдя в вагон, я поставил сумки под деревянными скамьями и уже было собрался вздремнуть, как Джи предложил мне сыграть партию в шахматы. Через пять минут игры я понял, что эту партию мне не выиграть. Сон как рукой сняло, а когда он поставил мне мат, я был в полном недоумении. Фея, увидев мой проигрыш, улыбнулась. Мне давно хотелось задать Джи один вопрос, но ни как не удавалось найти подходящий момент
– Что такое Путь? – набравшись храбрости спросил я. Он улыбнулся и ответил:
– Твой путь длиной в бесконечность начинается с плохой шахматной партии.
Знаешь ли ты, что самураи перед смертельным поединком садились сыграть партию в го, и именно тот, кто ее выиграл, был, как правило, победителем и в поединке. Партия в го показывала, чье намерение было сильнее.
Почему же вы называете наш поединок «смертельным»? – спросил я, насторожившись.
–Да потому, – ответил Джи, пристально глядя на меня, – что борьба с твоим Уроборосом предстоит нам не на жизнь, а на смерть.
Я невольно вздрогнул от его интонации, которая была как копье, пронзившее нечто в глубине моего живота.
Фея, казалось, скучала; в легком летнем платье, она сидела у окна с закрытыми глазами. Её распущенные золотистые волосы дремали на открытых плечах.
– В каком районе Кишинева ты обитаешь? – поинтересовалась она
– В большой трехкомнатной квартире недалеко от вокзала, – ответил я, – Каждый день шум поездов напоминает мне о Пути. Этот район города находится в котловине, и по ночам в ней собирается мутный серый туман, несущий в себе тяжелый эмоциональный осадок рабочей окраины. Просыпаясь утром, я вдыхаю отравленную низкими эмоциями атмосферу и впадаю в тупую остекленелость.
– А зачем ты выбрал такой идиотский район? – поинтересовалась Фея.
– Это район выбрал его, – заметил Джи.
Спустя несколько часов наш поезд подъезжал к кишиневскому вокзалу, на перроне которого теснились толпы людей, томясь в ожидании под знойным палящим солнцем. Мы взяли такси, и быстро доехали до многоэтажного дома, в одной из квартир которого я обитал. Пока Джи с Феей устраивались в маленькой комнате, я приготовил чай . Выпив чая, Фея сказала, что хочет отдохнуть с дороги и вернулась к себе.
– Хотите посмотреть, где я медитирую? – спросил я Джи. Он кивнул, и я провел его в свою келью. Джи бросил взгляд на изображение Бабаджи и фотографию Шри Юктешвара, и заметил:
.
–Хорошо устроился, братушка, .
– Вот здесь и проходили мои многочасовые медитации, – сказал я.
– Ну, и каких результатов ты достиг?
– Иногда достигал состояния сатори.
Джи внимательно смотрел на меня.
– Уже несколько лет медитации не приносят желаемых результатов, – признался я. – Я совсем пал духом, потому что оказался в тупике и не могу найти выхода из него.
– Он лежит совершенно в иной плоскости, – сказал Джи. – Ты действовал в одиночку, пытаясь проникнуть в высшие сферы с черного хода. Но даже если тебе и удастся попасть туда на некоторое время, ты в них не удержишься. Это все равно, как если бы конюх попытался войти в высшее общество. Он, конечно, сможет взглянуть краем глаза на великолепную жизнь, но не более того. Ты должен научиться вхождению в высшие миры с парадного входа. Когда тебе удастся это, ты по праву займешь там место, достойное тебя.
– Почему вы считаете, что мои медитации являются входом с черной лестницы? Ведь во всех эзотерических учениях обещано окончательное просветление через медитацию.
– Да потому, что, кроме видения высших миров, необходимо владеть как внешней, так и внутренней культурой. Да и вообще для начала ты должен изучить всю земную культуру, и только затем пытаться проникнуть на небеса, – произнес он и подошел к окну. Я пришел в замешательство от обрисованной перспективы и, глядя ему в спину, недовольно произнес:
– Мне хотелось бы верить вашим словам, но я не вижу оснований для этого. Я не встречал еще ни одного культурного человека, который бы имел отношение к высшим мирам.
– А знаешь ли ты, – не оборачиваясь, ответил он, – что земная цивилизация была инспирирована из высших сфер?
– Вы хотите сказать, что для того, чтобы проникнуть в высшие миры, мне надо изучить всю современную культуру? У меня едва хватает времени на медитацию – возмутился я.
Джи, обернувшись, с сожалением посмотрел на меня и, ничего не сказав, вышел из комнаты. Я был доволен тем, что не уступил ему, но через несколько минут на меня навалилось состояние бессмысленности, и я перестал радоваться своему упрямству.
Когда, на следующий день, я вернулся домой с работы, Джи, сидевший в гостиной с книгой, произнес:
– Не хочешь ли ты, братец Кролик, немного прогуляться?
– – С удовольствием, – сказал я, быстро проглотив остатки вчерашнего ужина.
Мы вышли на асфальтированную дорожку и зашагали по направлению к городскому парку. На улице было тепло, и редкие прохожие улыбались августовскому солнцу, но я, не обращая внимания на красоту мира, задал Джи важный вопрос.
– С чего бы я мог начать внутреннее развитие?
– С наблюдения за собой, – ответил он.
– Но какое отношение это имеет к внутреннему развитию?
Джи оценивающе посмотрел на меня и произнёс:
– Ты все еще считаешь себя целостным и не хочешь признать, что ты состоишь из многих частей, мало осознающих друг друга.
– Мне не нравится эта мысль, – недовольно ответил я.
– Тем не менее, это так, – улыбнулся он. – Причем, хоть твоя голова и работает как компьютер, но он требует починки и настройки, а твои инстинкты похожи на диких обитателей джунглей.
– Это сравнение нелепо, – заметил я.
– Вряд ли ты помнишь о своем желании развиваться, когда встречаешь красивую женщину, – сказал Джи.– И едва ли ты будешь помнить о высших мирах, если задето твое самолюбие.
– Я никогда об этом не задумывался.
– А ты помедитируй над этим, – сказал Джи.
Весь оставшийся вечер я размышлял над услышанным.
Поздно вечером я прилег на диван в своей комнате. Я долго настраивался на то, чтобы поймать сон, связанный с Джи. Мне удалось найти его возле готического собора. Он стоял у входа, созерцая статую Девы Марии. Я встал рядом с ним, ожидая, когда он обратит на меня внимание. Из собора вышло несколько человек, выглядевших весьма необычно. Они остановились недалеко от нас, и я стал прислушиваться к их беседе. Они говорили о всемогуществе Бога. Высокий человек в темной накидке с серебристыми проблесками произнес: «Бог не является всемогущим. Он сотворил такой камень, который сам не может поднять, и этот камень – человек. Когда Люцифер пал, он увлек за собой в низшие миры все человечество. А вот поднять человечество в те миры, где оно обитало прежде, для Бога оказалось невозможным».
«Не думаю, что это так, – заметил человек средних лет, в голубом бархатном плаще. – Поскольку Господь даровал человеку свободу выбора, Он не будет поднимать человечество против его воли. Но если человек возымеет желание подняться в высшие миры, то внутри него засияет Божественный свет, и весь Космос откроет ему своё волшебство. Если же человек отринул Господа, то он остается в тягостном одиночестве, и посмертная жизнь его ужасна. У человека есть божественное будущее: он может возвыситься до Адама Кадмона и, созерцая Господа, творить вместе с Ним. У человека есть дар любви, и, любя мир вокруг себя, он возносится ввысь, ощущая ответную любовь. Любовь и стремление к духовной свободе – это два крыла, на которых человек может подняться к высшим мирам».
В это время на площади раздался пронзительный крик, и появился бегущий в нашу сторону человек. За ним гнались двое стражников с обнаженными мечами. Через несколько мгновений беглец в потрепанной одежде оказался возле меня и, схватив за руку и заглядывая мне в глаза, стал просить о помощи. Я не знал, как можно ему помочь, будучи безоружным и ничего не зная об этой стране. Я попытался вырваться из его цепкой хватки и от этих усилий проснулся у себя в квартире в холодном поту. Картина была настолько реальной, что мне стало слегка не по себе.
Когда после странного приключения мои чувства улеглись, я направился в гостиную. Джи сидел на диване и беседовал с Феей. Увидев меня, он улыбнулся и сказал:
– Ну, заходи, брат Касьян, что-то давно тебя не было видно. Я сел в кресло и, помолчав для приличия минуты три, решительно спросил его:
– Не могли бы вы сместить мое восприятие за границы обыденного мира?.
–Ты думаешь, что уже готов к этому? – испытующе спросил он.
–Я давно уже надеюсь, что могу вновь пережить состояние сверх-сознания, – ответил я.
Джи прошел в мою келью и сел, скрестив ноги, под фотографией Шри Юктешвара; я расположился напротив. Джи слегка прикоснулся правой рукой к моей груди. Во мне внезапно открылась сияющая бесконечность: это был свет бесчисленных звезд внутреннего космоса. Яркая волна благодати разливалась по мне, так что я сам становился этой благодатью. Утратив осознание тела, я почувствовал свое единство со Вселенной, ощутил себя мощным сияющим «Я» на грани звездных миров.
Я тебе дал возможность вновь прикоснуться к высшему «Я»; теперь перед тобою всегда будет сиять маяк вечности, – услышал я, когда мое сознание вернулось в тело.