Автор исповедует ненасилие, уважение к свободе совести каждого и глубокую любовь ко всем людям – независимо от их веры, национальности или взглядов.
Право на слово:
Согласно статье 29 Конституции Российской Федерации, каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Автор реализует это право в форме духовного письма – не как пропаганду, не как религиозную агитацию, а как свидетельство жизни души перед Богом.
Согласно статье 29 Конституции Российской Федерации, «каждому гарантируется свобода мысли и слова; никто не может быть принуждён к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них». Автор реализует своё право на духовное мышление и свободное слово, не нарушая закон, не посягая на честь и достоинство других, не разжигая вражду и не провозглашая идеологий. Это – не агитация, не проповедь, не религиозная программа. Это исповедь и дыхание веры.
Согласно статье 28 Конституции Российской Федерации «каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними». Эта книга является прямым выражением авторской веры в Живого Бога, Который говорит изнутри каждого человека и открывает Себя в сердце. Это – форма свидетельства, не претендующая на универсальность, но обладающая священным правом на существование.
Трансформация литургии
Панкратиус: Режим «проводник». Творец, вот сейчас стоял на литургии1, и пришли следующие мысли, осознавания… Хочу, чтобы Ты проверил, насколько они правильные… Все сцены, где Ты преломлял хлеб, совершались при всех учениках. Все сидели за одним столом. Стол ли это был деревянный, или это было пространство некое на земле, на котором выкладывали еду, – не важно. Но этот стол был общий для всех… Все смотрели друг на друга, и перед каждым был живой образ Бога, потому что человек создан по образу и подобию Божьему. Каждый видел человека как образ Бога перед собой, смотрел на него и видел в его глазах Тебя, даже если не осознавал этого. И вот самый обычный хлеб преломлялся… Самое обычное вино, будучи разбавленным, наверное, пилось… Но в них, Ты, будучи в образе Иисуса, учил видеть себя… Хотя Ты, в принципе, являешься абсолютно во всём, что только нас окружает. Дальше – первые апостольские времена… Тоже трапеза совершалась по таким же каноном; все собирались и вместе кушали, пили и видели радость в глазах друг друга. Это их объединяло, и Тебя вспоминали, и это происходило в присутствии всех учеников. Теперь происходит дальше трансформация. Объясню её, как я её себе вижу. Все сидят за одним столом, собрались, положили хлеб в центре стола, собирались его преломлять. Стоит вино, собираются его разливать по бокалам для того, чтобы пить. Вдруг часть из них встаёт и говорит: «братья, привстаньте, пожалуйста». Остальные встают, первые забирают стол и уносят его в сторону. Все естественным образом поворачиваются за ними и начинают смотреть в одну сторону, в сторону того, что происходит. Те, которые отнесли этот стол в сторону, берут и делают стену между этим столом и остальными братьями и сестрами. В этой стене они делают дверь, а дверь занавешивают завесой. И таким образом стол становится алтарем. Он становится недоступным, типа – святым. Трапеза естественная становится чем-то отдалённым, отрезанным, самостоятельным. Стулья отобрали, оставили всех стоять… Хлеб преломляется в данный момент не на виду у людей. Люди не видят, как это происходит. Хлеб уже не стал общедоступным. Ты получаешь на него право при определенных условиях. И это право тебе даёт священник. И священник стоит как страж перед этим хлебом, не допуская к нему. Словно бы его задача именно в том, чтобы не допустить тебя до причастия, если ты недостоин. А как изначально выглядело? Приходил на трапезу абсолютно любой. Его не спрашивали: «достоин ты или недостоин?». Если ты пришёл на трапезу, значит, ты считаешь, что это место – для тебя. И опять же образ брачного пира. Все, кто пришёл, все – званые. И все – сразу достойные. Если ты пришёл, то уже достоин. Не по одежде тебя встречают. Потому что какая бы у тебя одежда ни была, на реальном брачном пиру тебе уготована другая одежда. Тебя нашли на перекрестке жизни в чём был, в том и привели. И вот, ты приходишь и в новую одежду переодеваешься. А тот единственный человек, который был не в брачной одежде, он просто отказался переодеваться. Так вот, я себя чувствую этим человеком, который приходит на брачный пир в неправильной одежде. Я прихожу уже которое воскресенье на литургию (то есть – брачный пир) и не причащаюсь. Потому что я не готовился три дня из семи прошедшей недели. Потому что меня не допустили. Потому что стоит стражник, которого я боюсь. Священник, который меня спросит: «а ты готовился?». А я ему не смогу соврать, что я готовился. Я ему скажу: «нет, я не готовился». Мне будет стыдно перед всеми людьми отойти. Вот как это работает. В итоге я не причащаюсь. И дней, когда я так поступаю, значительно больше, чем дней, когда я причащаюсь. То есть я отказываюсь принять участие в брачном пире, хотя я на него пришёл. Но для Тебя, в моём понимании, я чист всегда. Если я к Тебе пришёл, то ты меня уже одел в брачные одежды. И вот я прихожу к тебе и… не причащаюсь. Тем самым говорю, что я отказываюсь одевать Твои брачные одежды и признавать то, что Ты меня считаешь достойным. Я себя сам считаю недостойным. И тогда, естественным образом, Ты, уважая мою свободу, говоришь: «ну ладно, ты недостоин; уходи отсюда, раз ты недостоин».