сказал Альберт Филимонович.
— Какая рыба? — спросил я.
— Неважно, — ответил он, — главное то, что у нас еще есть шанс.
Мы вышли на конечной остановке. Вокруг был лес. Прямо от трамвая начиналась тропинка. Она струилась между деревьями и терялась в сине-зеленой мгле. Альберт Филимонович шел впереди, я — за ним. Вылинявшая спина его военного ватника была хорошим ориентиром, потому что слегка поблескивала в темноте. Это было похоже на мягкое сверкание свежевыпавшего снега под пыльным фонарем цвета хаки.
Через пару километров лес вдруг неожиданно закончился, и мы оказались на открытом пространстве. Альберт Филимонович остановился и, обведя удочками расстилавшийся перед нами простор, сообщил:
— Это, Миша, — заливные луга. Оболонью зовутся.
— Постойте, постойте, Оболонь ведь — жилмассив. Там не луга, а дома…
— Только не сейчас… Нынче на Оболони — заливные луга.
— Так это что, тропинка через лес привела нас в прошлое? — спросил я, и в груди у меня почему-то вдруг похолодело. Нет, я полностью доверяю своему учителю, но такого поворота событий никак не ожидал…
— Она привела нас прямо на Оболонь, — коротко ответил он и замолчал.
— А метро? — попытался я хотя бы приблизительно определиться во времени и пространстве, но он не отвечал, быстро, по-военному уверенно шагая впереди меня по едва заметной среди сухой травы тропке.
Вокруг были черные пучки голых осенних кустов, там и здесь тускло поблескивали озера и торчали одинокие деревья. Я едва поспевал за учителем и совсем уже выбился из сил, когда он вдруг остановился на берегу продолговатого неширокого озера.
— Здесь будем переходить, — заявил он.
— Как?!
— Ну как — вброд, разумеется…
Необъяснимый, совершенно неадекватный страх сковал все мое тело. Желудок превратился в ледяной камень, и я почувствовал, как к прямой кишке изнутри подступает нечто неостановимое.
— У вас туалетная бумага есть? — спросил я, почти плача.
— Это сейчас пройдет, — сказал он, нужно только решиться и войти в воду.
— Но зачем?! — я был на грани истерики. — Ведь его можно обойти!
— Обойти можно, — согласился он, и я испытал несказанное облегчение. — Но только не нам. Мы должны идти вброд.
— Я воспринял это как приговор. Внутри опять все сжалось. Мне стало ясно, что даже расстегнуть штаны я уже не успеваю.
— В воду!!! — заорал он, страшно выпучив глаза, и я ринулся в озеро.
Отчаяние захлестнуло меня, перед глазами поплыли радужные круги, ледяная вода мгновенно заполнила кроссовки, ноги до колен одеревенели от судорог. Однако, к моей несказанной радости, роковое ощущение в области прямой кишки вдруг пропало.
Теплым потоком растворившись внутри живота, оно ручейком потекло по позвоночнику куда-то в голову, спустилось вниз по груди и затейливым завитком выглянуло наружу сквозь пупок, почему-то так и не завершив свой путь по микрокосмической орбите моего доподлинно физического тела.
Приставив к моей спине чехол с удочками наподобие автоматного ствола, Альберт Филимонович шел сзади. Когда черная вода достигла подбородка, я утратил всякое ощущение реальности. Я чувствовал только сковавший тело холод и помнил о жизненной необходимости переставлять ноги по-очереди.
Наконец, мы оказались на другом берегу. Я с удивлением обнаружил, что все еще жив. Альберт Филимонович сказал:
— Ну, вот мы и пришли… И туалетная бумага тебе, похоже, больше не нужна.
— А вы откуда знаете?
— Я видел, как апана в твоем теле направилась вверх…
— Что направилось вверх?..
— Апана… Этим словом йоги называют один из потоков Силы в тонком теле человеческого существа. Обычное направление его движения — вниз. Он обеспечивает, кроме всего прочего, работу механизмов выделения.
— А-а-а… Никогда к йоге серьезно не относился…
— Ну, это, в общем-то правильно… Правда, лишь постольку, поскольку серьезное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой. Однако, если проводить параллели, то, по сравнению с истинной йогой, все, происходящее у нас в зале, — детские игрушки…
— Погодите, как это — роковой ошибкой? А Путь Духа, кодекс чести воина, библейские заповеди, в конце концов — разве хотя бы это не заслуживает предельно серьезного отношения?
— Конечно, заслуживает! Но лучше, если это отношение будет не твоим… Можно избежать всех ловушек на Пути, насмеяться над поклонением любым идолам, отрешиться от всех человеческих и сверхчеловеческих привязанностей, даже основательно разобраться с такой заковыристой штукой, как чувство собственной значительности, и в итоге все