кто существует на самом деле и с улыбкой наблюдает за иллюзорными коллизиями пребывания восприятия в призрачной реальности проявленного бытия.
Я лежал в кроватке и чувствовал, что я, который здесь — это еще не весь я, остальное — огромное НЕЧТО — заполняет собою пространство комнаты, выходит за ее пределы, вибрирует неуловимой электрической дрожью и простирается куда-то очень-очень далеко, и об этом далеко невозможно даже подумать. И все, что есть вокруг — очевидное и неуловимое, явное и скрытое — находится внутри этого НЕЧТО.
А мое здешнее я — только точка, глаз, которым НЕЧТО глядит в мир своего повседневного сновидения, в то место, где ОНО творит в себе вихрь пустого пространства. Сквозь этот вихрь обретает форму поток некоторой Силы — он создает из пространства-времени спирально свернутое округлое веретено световых волокон — человеческое существо — основу для клубка, свитого по закону Воли нитью бездонных сновидений.
Подобные ощущения никогда не пугали меня. Даже то, что меня вроде бы и нет вовсе, не вызывало никаких эмоций. Все было нормально и совершенно естественно.
Я ничего не мог объяснить, я не чувствовал необходимости что-либо кому бы то ни было объяснять. Я просто знал: создавая в себе точки концентрированного самоосознания — те, что воспринимают себя и друг друга в виде существ — обитателей мира проявленных плотных форм — НЕЧТО осознает какие-то ЕМУ одному ведомые аспекты самого себя, отрешенно созерцая СВОЕ отражение, причудливо преломленное замысловатым зеркалом не без юмора созданной ИМ в СЕБЕ зоны вечной войны в обители перманентного сна.
За окнами детского сада было солнечно. В ленивой послеполуденной тишине методически взвизгивала циркулярная пила на фабрике за забором. Где-то прокричал петух.
Еще один раз… Если бы кто-то знал, как мне надоела эта планета…
РЫБА ДХАРМА
Долг? Кто сказал, что дхарма — это долг? Никто никому ничего не должен… Мастер Зы Фэн Чу Медленно и весьма неохотно я открывал глаза. Так не хотелось расставаться с темнотой… В ней не было ничего, но это меня почему-то не смущало, поскольку там существовало что-то другое, заменявшее собою весь мир… Уют, теплота?
Нет… Полнота? Пожалуй… Полнота абсолютной пустоты. Ну да — совсем пусто…
Там даже не нужно было ничего хотеть… Там просто нечего было хотеть.
Но что-то все же заставило меня открыть глаза, и серый пятнистый мир навязчиво вполз в мое восприятие, разрушив пустоту рисунком трещин на желтоватом потолке зала, наглым жужжанием люминесцентных ламп и чьим-то напряженным свистящим шепотом:
— О, глядите, глаза открыл. Живой…
Я ощутил, как тяжело растеклось мое тело по холодным доскам крашеного пола, и насколько невыносимо противно возвращаться в этот сон, который тянется изо дня в день вот уже столько долгих лет, и в котором так много всего, что порою не знаешь, куда деться от возможностей и бесконечных вариантов, потому что выбрать дано всегда только один. Один-единственный… Выбор неизменно оказывается верным, ибо так устроена эта реальность, где каждую секунду мы вновь и вновь придумываем самих себя… Но до чего же отвратителен иногда бывает результат…
В особенности, когда хочешь сделать как лучше… Или так, чтобы все всех устраивало… Ну, или чтобы в грязь лицом не ударить…
Бред какой-то…
Повсюду вокруг меня были ноги, я заметил, что вверху они они заканчивались туловищами, на которых виднелись головы с надетыми на них масками озабоченных физиономий. Странная перспектива… и почему так болит бок? Нужно сделать вдох.
А-а-а! Вот черт, это же надо!.. Если не дышать вовсе, то недолго и концы отдать… Но если дышать — так больно, то, может быть, действительно, лучше не дышать? Однако отчего же так больно дышать? Там где-то должна быть печень…
Справа внизу… Боже, какая огромная… И ветер… Откуда ветер? Он входит сбоку — сквозь живот — и выходит где-то сзади… Я пощупал у себя под ребрами. Никакой дырки там не было. Ветер врывался в тело прямо сквозь кожу. Да и был он не воздушным, а каким-то электрическим.
Сядь! — услышал я голос Альберта Филимоновича, и автоматически повиновался.
Перед глазами поплыли радужные круги, и я вспомнил, что произошло.
В какое-то мгновение спарринга я сделал что-то не совсем корректное и тут же увидел, как Альберт Филимонович медленно взлетел и, пролетая мимо меня куда-то вправо, едва ощутимо коснулся пяткой моего тела на уровне печени. При этом мне показалось, что я прострелен навылет как минимум из гранатомета. Почти