двадцать. До того момента я был уверен, что ему не больше двадцати двух, но теперь видел перед собой человека, который на вид был раза в два старше меня. В глазах же его засела невероятная усталость, смешанная с безысходной потусторонней тоской. Это были глаза даже не столетнего, а, по меньшей мере, трехсотлетнего старца.
— Боже, что это с тобой? — спросил я.
— А что со мной? Все нормально…
— Все нормально? Да ты на труп похож!..
— Это пройдет… День-два — и я снова буду в форме. Расход энергии большой вышел…
— А что ты делал?
— Да, в общем-то, ничего. Радио в степи слушал…
— Что, двое суток подряд?
— Да… Батарейки придется заменить.
— Черт с ними, с батарейками…
— Хочешь, я объясню тебе все? Я ведь обещал… Теперь уже можно.
Он задал этот вопрос как-то вяло, и по безразличному тону я понял, что его объяснение ничем особенным мне не грозит, что это будет просто обыкновенный устный текст — без пугавшего меня силового наполнения, и не исключено, что текст этот может оказаться весьма интересным… Даже его многозначительное теперь уже можно не вызвало во мне никакой реакции. Ну, шизик, ну и что?..
Поэтому я ответил:
— Валяй, если у тебя есть силы на болтовню. А я тем временем гречки сварю… И чай сделаю. Тебе определенно имеет смысл как следует подкрепиться…
— Ты прав, чай только заваривай зеленый, — согласился он и задумался.
— А у меня другого нет — закончился вчера, только зеленый остался, и то немного, как-то очень лихо мы с тобой весь мой запас приговорили, — сказал я.
Помолчав несколько минут, видимо, прикидывая, достаточно ли у него сил для того, чтобы начать и закончить свой рассказ, он заговорил:
— Когда-то давно, еще до того, как я вспомнил многие вещи, связанные с предыдущими воплощениями…
— А ты вспомнил? — перебил я.
— Вспомнил. А ты разве время от времени не вспоминаешь?
Я промолчал, чувствуя, что разговор направляется в скользкое русло.
— Вспоминаешь… — сказал он, выдержав паузу. — Просто ты не всегда уверен в том, что это — воспоминания, иногда они похожи на непонятные наводки, возникающие из подсознания в режиме текущего времени. Или на сновидения, которые наплывают откуда-то из-за состояния сна… По крайней мере, так тебе хочется их трактовать. Что совершенно естественно и вполне понятно: иначе жизнь становится очень уж сложной — приходится контролировать себя каждое мгновение, так как знаешь, что все всегда и везде учитывается… Но на самом деле ты ведь чувствуешь, что есть что… И мог бы давно уже в этом себе признаться, и заключить, наконец, мир с самим собой… Здесь нет ничего более труднодостижимого, чем мир с самим собой… Впрочем, у тебя еще все впереди, ты только, пожалуйста, не перебивай меня сейчас.
Я уже понял, что совершил ошибку, и, что лучше попридержать язык за зубами, позволив ему выговориться, даже если он будет нести откровенный бред.
— Так вот, много лет назад мне очень не нравилось то, как я жил…
— А сейчас — очень нравится… — я не смог удержаться от язвительного замечания.
— Я же попросил…
— Виноват…
— И я никак не мог понять — что же именно мне не нравится… Сначала я думал, что это — одиночество, и что любовь решит все мои проблемы.
Он немного помолчал.
— Но любовь пришла и ничего не изменила. Или почти ничего… По крайней мере, главное осталось в прежнем состоянии — мне ужасно не нравилось то, как я жил. И я понимал, что ничего не могу изменить, что мне нет места в этой стране, которой правят старперы, и в которой все начинает безнадежно гнить, едва зародившись.
Иногда чувство неудовлетворенности делалось настолько нестерпимым, что я буквально сходил с ума от тоски. В такие дни я делался совершенно несносным и отправлялся бродить по пивным, чтобы развеяться и ненароком не сделать чего-нибудь непоправимого…
— А как же твои занятия — ну, то, что ты сейчас делаешь в качестве тренировки?
Они не помогали?
— Я тогда ни о чем таком понятия не имел. Плаванием занимался, потом — подводным плаванием… Для восьмидесяти процентов тех, кто слоняется по здешним прибрежным степям, все начиналось с учебно-тренировочных сборов и подводных экспедиций…
— А отвлечься не пытался? Ну, там заняться чем-нибудь… интеллектуальным?..
— Ну что ты ерунду говоришь? Какие могут быть вообще занятия, когда тоска? Разве что бухать… Вот этим я время от времени и занимался, ощущая все возраставшую бесперспективность и бессмысленность своего пребывания в этом мире. Впрочем, я ведь не один такой был. Все наше поколение выросло