направления здесь просто-напросто не существует… И любой путь в этих местах непременно ведет на юг…
Он ничего не сказал, только сбросил скорость до ста двадцати, добыл из пачки сигарету и прикурил от спички, сложив лодочкой руки и придерживая локтями руль.
Возле полузаброшенного консервного цеха на краю вытянувшегося вдоль пустынной дороги пыльного поселка он остановился.
— До остановки дойдешь сам… Автобус будет завтра в шесть утра… Если будет…
Можешь у бабки на сеновале переночевать. За штуку пускают.
— Да я, наверно, на пляже перекантуюсь.
— Дело твое… Только ночью северный ветер придет…
— Непохоже, небо-то вон какое ясное. По всем приметам погода испортиться не должна…
— А здесь верить приметам — последнее дело… За день ветер может обойти полный круг… И не один раз… Полуостров… Ну, ладно, мне пора возвращаться на север. Ты же не один здесь такой бродишь…
Я протянул ему пятитысячную бумажку:
— Нормально?
— Э-э, нет братец, — протянул он, — три года прошло, как-никак… При нынешней-то инфляции… Десять штук, меньше не выходит.
Я порылся в карманах, отыскал там пятидолларовую купюру.
— У меня сдачи нет, — сказал он.
— И не надо, — мирно согласился я.
— Ну, спасибо, — сказал он. — Только на будущем-то это не отразится…
— И хрен с ним, что мне — будущее? Кто знает, что произойдет завтра — после того, как закончится сейчас и здесь?.. И потом, вряд ли я сюда вернусь…
— Это ты сегодня так говоришь… Здесь сейчас никогда не заканчивается… И завтра ничего не происходит… И на моей памяти еще ни разу не случилось так, чтобы кто-то не вернулся…
Он захлопнул дверцу. Машина развернулась и укатила прочь — в пустые миражи августовской степи.
Сквозь раскаленное безлюдье поселка я размеренно шагал к пустынному пляжу, в самой середине которого сиротливо маячил местами окруженный покосившимся сетчатым забором навес — шиферная крыша на восьми ржавых столбах. Было очень тихо, и пространство стихов само собой соткалось в горячую ткань сквозьсонных видений, захлестнув меня потоком того, что может быть выражено только в нем, или же так и должно остаться невыразимой в своей непостижимости тайной простоты.
Мутно-белые стены ослепших от зноя лачуг вдоль расколотой солнцем дороги.
Струящаяся в горячем воздухе череда каменистых заборов.
Пронзительный глаз цикория в буром кювете…
День прошел в знойном покое лишенной ветра жары. Наступил вечер.
Я сидел на песке, спиной прислонившись к одной из опор пляжного навеса, и от нечего делать следил за тем, как неотвратимо рушится свет, и солнце падает в плотную пелену восходящих из-за горизонта тяжелых туч. Старик был прав. Ночью придет северный ветер. Но дождя не будет. Дождь, вероятнее всего, начнется завтра, когда я буду уже в пути. Ведь мне не хочется, чтобы он пошел ночью…
Я расстелил спальник и забрался в него, предварительно насыпав в том месте, куда собирался положить голову, кучку не успевшего еще остыть песка.
Ночью я проснулся от рева прибоя. Высунув голову из спальника, я увидел, что вокруг очень темно. Я сел и посмотрел на море. Северный ветер гнал по заливу огромные волны. Прокатываясь мимо почти по касательной к берегу, они цеплялись краями за кромку пляжа и с ревом обрушивались, сворачиваясь в гигантские буруны яркой изумрудно-зеленой пены. Вся поверхность моря тоже была покрыта бурунами, и они точно так же ярко светились в непроглядной тьме. Небо было плотно затянуто тучами, вспышки маяка на мысу то и дело выхватывали на нем низкие светло-черные клубы. Я выбрался из спального мешка и немного прошел вдоль пляжа, чтобы в сторонке справить нужду. Прогремел далекий гром. Я чувствовал, что в этой ночи есть нечто необычное, с чем прежде я здесь никогда не сталкивался. Снег!..
Редкие и очень крупные хлопья летели параллельно земле, несомые непреклонными потоками северного ветра. Может, показалось? Я вернулся к спальному мешку и зажег фонарик. Снежинки заплясали в его луче… Снег в августе, в южной степи, там, где его и зимой-то не особенно увидишь…
Когда перед рассветом автобус, в котором, кроме меня, было еще четыре пассажира, загудел дизелем, отправляясь в свой полусуточный бег по степному шоссе, по его крыше защелкали первые капли мокрого стального дождя.
После полудня — во время одной из пятнадцатиминутных остановок — я позвонил домой, стремительными перебежками преодолев расстояние от автобуса до отдельно стоящего сортира и оттуда — до здания автостанции, но все равно основательно промокнув под тяжелыми струями