по иглоукалыванию. Хотя были там и другие линии, их я никогда ни на каких картинках не видел.
Потом что-то вдруг схлопнулось, в ушах у меня возник звенящий звук, и я обнаружил, что стою с вытянутыми перед грудью руками на белой дороге посреди степи.
Ярко светило солнце. Мастер Чу спал на обочине дороги.
Я тряхнул головой, опустил руки и сказал:
— Эй!
Он открыл глаза, сел и улыбнулся:
— С возвращением!
— С возвращением откуда? — тупо разглядывая свое тело, спросил я.
— Не откуда, а куда. В нормальный диапазон восприятия. Судя по тому, что с тобой не приключилось ничего плохого, ты благополучно проник в него слева, обойдя замкнутый круг… Идти можешь?
— Стоп, это что, я тут всю ночь так столбом и простоял?
— И все утро — уже почти час дня… — подтвердил он и переспросил: — Идти можешь?
Я сделал несколько шагов:
— Вроде бы, могу…
— Тогда идем на берег, и там я отвечу на твои вопросы. У тебя ведь есть вопросы?
— Пока нет… Кажется…
— Это ничего, к тому времени, когда мы дойдем до палатки, они у тебя появятся, в этом можешь не сомневаться… Просто сейчас ты немножечко ошарашен…
— Немножечко?! Ну-ну…
ТЕЛО В ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРАХ И УРОВНИ БЕССМЕРТИЯТЕЛО В ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРАХ И УРОВНИ БЕССМЕРТИЯ Часа через два мы пришли на берег, и Мастер Чу спросил:
— Ты голоден?
— Нет, — ответил я.
Я ощущал, что мой желудок пуст, но вместе с тем тело было переполнено таким количеством энергии, что даже мысль о еде воспринималась как нечто совершенно ненужное и чуть ли не противоестественное.
— Оно и понятно, — сказал Мастер Чу. — После такой мощной силовой накачки есть тебе захочется только дня через три, а то и вообще через неделю. Ладно, тогда спускаемся вниз…
Оказавшись у моря, я первым делом разделся, медленно вошел в воду и немного поплавал, а затем, выбравшись на плиту, растянулся во весь рост на теплой поверхности камня рядом с Мастером Чу. Ныли уставшие ноги, но, несмотря на бессонную ночь, проведенную в ходьбе по степи и стоянии столбом, усталости, как таковой, я не ощущал. Спать тоже не хотелось. В то же время энергия, до краев переполнявшая все мое существо, не была энергией действия, но несла в себе нечто, что я охарактеризовал бы как величественную тотальную умиротворенность.
Внутри была полная тишина. Ни мыслей, ни образов — ничего, только плотный невыразимый покой.
Часа полтора мы лежали молча, а потом Мастер Чу сказал:
— Ну, давай, — рассказывай и спрашивай.
— Рассказывай? А разве ты сам не видел?
— Я видел все так, как видел это я. А ты будешь задавать мне вопросы о том, что видел ты…
— Но разве мы видели не одно и то же?
— Мы видели одно и то же, но по разному. Вряд ли я буду оригинален, если скажу, что каждый видит Силу по-своему… Об этом говорилось уже сотни раз — и в древних трактатах, и в более поздних книгах, вплоть до самых современных…
Поэтому прежде, чем задавать вопрос, тебе придется рассказать мне о том, о чем ты намерен спросить. Понятно?
— Да…
— Итак, ты прошел сквозь стену — что было после этого?
— Пройдя сквозь стену, я обнаружил, что иду по янтарной равнине. Мое тело стало светиться, вокруг него возникли световые облака разных цветов. Их поверхности пересекались с внешними и внутренними поверхностями тела по линиям, расположение которых напоминало расположение меридианов. Те места, где сходилось несколько поверхностей, светились особенно ярко и вращались по замкнутым траекториям, форма которых напоминала маленькие восьмерки. Их было очень много, и локализация многих из них в точности совпадала с локализацией акупунктурных точек. Что это было?
— Акупунктурные точки — цу-бо. Что произошло после этого?
— Все вокруг вдруг превратилось в пространство мечущихся искр. Потом все искры стянулись вниз и однородным ровным слоем прозрачного серебра покрыли янтарную равнину. Сначала я продолжал идти по ней, по-прежнему переставляя ноги, а потом…
— А потом — что?..
— Я стал светящимся яйцеобразно вытянутым шаром, скользившим по плоской мерцавшей серебром равнине янтарного света.
— Потом?
— Потом равнина из плоскости превратилась в струящуюся во всех направлениях волнистую поверхность, сплетенную неисчислимым множеством извивающихся световых лучей всех цветов радуги.
— Световых волокон какого цвета там было больше всего?
— Золотистых… И белых.
— Белых?
— Нет, пожалуй они были слишком яркими для того, чтобы я мог назвать их цвет просто белым. Они были почти того же цвета, что и мечущиеся искры — пронзительно-серебристо-белые с каким-то