В последующие сорок минут оживление в зале постепенно возрастает и доходит до апофеоза. Мишель объявляет обеденный перерыв, после которого он расскажет нам о разнице между просветленным человеком и непросветленным человеком и все о сексе, любви, выборе и решении.
* * * Хотя буфет при отеле невероятно плох — несъедобная пища, надо полагать, тщательно отбирается из самых подозрительных мест во вселенной, — девять учеников, сидящие за нашим круглым столом, не замечают этого. Четверо из них все еще парят над землей, сияют, смеются и охотно дурачатся. Пятеро других сдержанно и подозрительно наблюдают: веселая четверка либо спятила, либо обманывает, претендуя на то, что просветлилась. Наблюдают внимательно, пытаясь определить, что это.
— Вы знаете, — говорит Том, парень с четками, который много спорил, а теперь в экстазе, — я вспомнил, что я читал в какой-то статье, что ЭСТ заканчивается тем, что нам говорят, что мы машины. Я помню, как я сказал себе: этого не может быть, здесь есть какой-то секрет. И вот мы здесь, все так и есть, и это правда.
— Мы не машины, — коротко говорит Дэвид Тому через стол, — я понял, что то, что есть, есть, и нет смысла бороться с этим, но теория ЭСТ, что мы — машины, — чистая ерунда. В сегодняшней аргументации было столько дыр, что она похожа на сито.
Его высказывание встречается вежливым молчанием. Пожилой человек по имени Хэнк, который периодически порывался уйти, мрачно говорит:
— Да, я думаю, что все это было… слишком абстрактно. То есть он двигался слишком быстро. Мы не успевали выдвигать логические возражения.
Двое, мужчина и женщина, начинают смеяться, но тут же осекаются.
— Извините, — говорит Дженифер, — да… вы правы, вы абсолютно правы. Я полагаю, аргументация не была слишком логичной, но, видите ли, те из нас, кто смеются, смеются не потому, что поверили в аргументацию. Я не верю, что я — машина. Это чушь, верно?
— А я верю, — отвечает Хэнк.
— Нелепо верить, что я — машина, — говорит Дженифер, снова начиная смеяться, — но… видите ли… я просто пережила свой ум как машину, — она смущенно улыбается.
— Но что в этом смешного, черт побери? — резко вмешивается Дэвид. — Человечество эволюционировало примерно биллион лет, а не триста пятьдесят триллионов кстати, чтобы выйти за стимул — ответ. А кроме того, бихевиористский детерминизм, лежащий за этой глупой идеей машинности, вышел из моды лет двадцать назад.
— Я этого не знаю, Дэвид, — отвечает Дженифер, — я только знаю, что последние тридцать лет моей жизни я верила в то, что я имею контроль, что я могу измениться, и моя жизнь обычно была… говном. Теперь я переживаю, я переживаю, что у меня нет контроля, что все, что я могу сделать, — это выбрать и принять то, что есть. И я нахожу это чувство восхитительным. Я понимаю, что это бессмысленно. Но, как я осознала, смысл — это одна из тех вещей, которые исковеркали мою жизнь.
— Знаете, — говорит Дэвид, внимательно вглядываясь в лица, — вам как будто промыли мозги. ( Четверка смеется) ЭСТ сделал свое дело. Я думаю, вы теперь станете хорошими маленькими эстиками, будете вести семинары для гостей и потратите остаток жизни, делясь, создавая пространства и посылая Вернеру поздравления на Рождество.
Нападки Дэвида вновь встречаются молчанием.
— Что мы делаем, то делаем, — говорит наконец Алан,- а чего не делаем, того не делаем.
— Абракадабра! — яростно произносит Дэвид.
— Если я сделаю все, что ты сказал, — мягко продолжает Алан, — то Вселенная выживет, а, Дэвид?
— Да. Но мне жалко тебя, — отвечает Дэвид.
— Но если мне промыли мозги до экстаза, то в чем моя проблема?
-Мог бы и помучиться, — говорит Том, и они с Аланом смеются.
— Что случилось с тобой, когда тренер начал говорить нам, что мы — машины? — спрашивает Том Дэвида с явным интересом.
— Сначала я увлекся… — отвечает Дэвид. (По мере того как он начинает рассказывать о своих переживаниях, с его лица уходит напряжение). То есть я знаю, что многое из того, что мы делаем и чувствуем, особенно расстраиваясь, вытекает из переживаний прошлого, которые более важны… более важны для выживания, можно сказать. Затем, задолго до того как он сказал, что мы — полностью машины, я начал ощущать подавленность. Я начал чувствовать себя в ловушке. Когда тренер сказал нам, что мы — машины, и это все, я просто оцепенел. А люди начали смеяться… Иисусе… (Дэвид уставился на искусственные цветы в центре стола, но, очевидно, вглядывался в свои внутренние переживания.) Когда люди начали смеяться, я почувствовал… невероятную панику…