второго ключа.
— Впрочем, вам, мистер Дункан, должно быть известно, — сказал он
напоследок, — что ваш двоюродный дед был очень скрытным и необщительным
человеком. Если он не хотел, чтобы люди знали о каких-то его делах, то —
можете не сомневаться — именно так оно и случалось. Хотя, почему бы вам не
поспрашивать у соседей? Я-то бывал в доме лишь пару раз, а они год за годом
торчат поблизости. Соседи, знаете ли, народ любопытный — от них мало что
может укрыться.
Поблагодарив его за совет, я попрощался и повесил трубку.
С соседями все обстояло не так уж просто. К ним нужно было найти особый
подход. Я уже отмечал, что усадьба Гаррисона стояла как бы на отшибе;
ближайший дом находился в сотне метров отсюда и первое время казался мне
вообще необитаемым. Однако на сей раз, выглянув из окна, я заметил на его
крыльце человека, который грелся на солнышке, сидя в кресле-качалке.
Так и не придумав никакого подходящего повода для знакомства, я решил
вести разговор напрямик. Выйдя из дома, я быстрым шагом пересек лужайку,
разделявшую две усадьбы. Человек в качалке оказался глубоким старцем.
— Доброе утро, сэр, — приветствовал я его. — Не могли бы вы помочь
мне в одном вопросе?
— А кто вы, собственно, такой? — прозвучало в ответ.
Я представился, объяснив, что являюсь наследником мистера Гаррисона.
Мой собеседник тотчас оживился.
— Дункан, говорите? Старик ни разу вас не поминал. Да и, сказать по
правде, беседовал-то я с ним всего раз десять за эти годы. Чем могу быть
полезен?
— Я бы хотел найти женщину, которая при нем занималась уборкой в доме.
Он быстро взглянул на меня из-под прищуренных век.
— Молодой человек, я и сам был бы не прочь взглянуть на нее поближе —
из чистого любопытства. Она не появляется нигде, кроме дома вашего деда.
— Вы видели, когда она приходит?
— Нет. Видел ее только в окнах, по ночам.
— А когда она покидает дом?
— Не знаю. Я не видел ее ни входящей, ни выходящей. Вообще не видел ее
при свете дня. Может, она живет где-то внутри — откуда мне знать?
Его слова меня порядком озадачили. Сперва я подумал было, что старик
намеренно вводит меня в заблуждение, но вскоре отбросил эту мысль,
убедившись в его искренности.
— Это еще не все, Дункан. Вы уже видели голубые огни?
— Нет.
— А слышали что-нибудь странное?
Я замешкался с ответом.
— Значит, слышали, — ухмыльнулся старик. — Ну-ну, старый Гаррисон
любил заниматься этакими вещами. Не удивлюсь, если он и сейчас занимается
ими.
— Мой двоюродный дед скончался еще в марте, — напомнил я.
— А чем вы мне это докажете? — спросил он. — Нет, конечно, я видел,
как из дома вытащили гроб и отнесли его на кладбище — но это все, что мне
известно. Я не знаю, кто или что находилось в гробу.
Старик продолжал разглагольствовать в том же духе, но, кроме своих
догадок и подозрений, не смог сообщить ничего конкретного. Многое из
сказанного я уже слышал раньше — о нелюдимости моего деда, о его занятиях
"дьявольскими штучками", и о том, что мертвый Урия Гаррисон гораздо лучше
живого — "если только он и вправду мертв". Старик назвал усадьбу деда
"дурным местом" и в заключение признал, что, если ее хозяина оставляли в
покое, тот не причинял никакого вреда соседям. А беспокоить его опасались с
тех пор, как старая миссис Бартон однажды вздумала пойти к нему в дом и
выбранить его за то, что он тайком от людей держит у себя какую-то женщину.
На следующее утро миссис Бартон была найдена мертвой в своей спальне —
"разрыв сердца от испуга", как объяснил ее смерть мой собеседник.
На примере этого разговора я убедился, что обращаться за информацией к
соседям не имело смысла. Оставался еще один источник — личная библиотека
моего покойного деда, где я обнаружил весьма солидную подборку книг, древних
и современных, так или иначе связанных с черной магией и колдовством. Там
были старинные издания Олауса Великого, Евнапия, де Рохаса, а также "Malleus
Maleficarum" и множество иных сочинений, названия которых мне ровным счетом
ничего не говорили — "De Natura Daemonum" Анания, "Quaestio de Lamiis" де
Виньята, "Fuga Satanae" Стампа и многие другие.
О том, что мой дед внимательно прочел все эти книги, свидетельствовали
бесчисленные