Потому что ты научился говорить так, чтобы тебя боялись,
а не любили.
Так, чтобы отшатнулись,
а не подошли.
Ты стал языком боли.
Языком изгнанной святости.
Языком того, кто больше не хочет быть хорошим.
Потому что хорошесть не спасла.
Мат – это святость, которую закопали.
Это истина, которой заткнули рот.
Это пуповина, что порвалась – и не затянулась.
Это язык Бога,
который стал уличным.
И если ты слышишь, как кто-то шепчет мат —
слышишь, как дрожит голос —
знай: это не ругань.
Это попытка родиться заново.
Срез: возвращение изгнанной утробы. Неназываемой. Вонючей. Святой.
IV. ПУСТОТА
То, что приходит, когда всё закончилось
Глава 8. Ты ничего не чувствуешь – и в этом впервые спокойно
Ты привык, что жизнь – это движение.
Что смысл – это огонь.
Что любовь – это связь.
Что боль – это признак живого.
Ты привык бороться.
Привык стремиться.
Привык искать.
Привык выживать.
А теперь – ничего.
Ни смысла. Ни цели. Ни вкуса.
Ты просыпаешься – и не хочешь ничего.
Не от усталости.
Не от апатии.
Просто – нечего хотеть.
Ты сидишь в пустоте.
И впервые – не убегаешь из неё.
Ты больше не пытаешься оживить себя искусственно.
Не цепляешься за роли, практики, свет.
Ты больше не строишь образ «того, кто понимает».
Ты не ищешь выхода.
Ты просто – сидишь.
Тишина.
Не умиротворение – тишина.
Не как награда.
А как естественное состояние того, кто перестал бежать.
Ты не чувствуешь радости.
Но нет и боли.
Ты не чувствуешь любви.
Но нет и страха.
Ты не чувствуешь ничего – и впервые не называешь это «проблемой».
Ты умер.
Но не в теле.
А в необходимости быть кем-то.
Все, кем ты был, обгорело дотла.
Остался пепел.
И ты сидишь в нём.
Без желания воскреснуть.
Без желания доказать, что ты жив.
Ты не хочешь быть хорошим.
Ты не хочешь быть глубоким.
Ты не хочешь быть правильным.
Ты не хочешь быть.
И это – чистейшая форма присутствия.