Глава 4.
Мелодия медленно заполняла комнату, отзываясь не столько в голове, сколько в сердце. Наполняла каждую клеточку тела, заставляя вздрагивать на высоких нотах и тяжело выдыхать на низких. Вокруг не было ни единой живой души, способной понять смысл мелодии, прочувствовать её и догадаться, как часто она играла в стенах этого дома. И в моём сердце. Грустная, исполняемая лишь минорными нотами, способными добраться до души, разбередить раны прошлого и принести тоску в настоящее.
Мелодия оборвалась, но уже через несколько секунд заиграла вновь. Вздрогнув, я открыла глаза, обнаружив себя сидящей на деревянном полу. Лишь в центре комнаты его покрывал ковёр. Фортепиано находилось в дальнем углу помещения. Я проследила взглядом за невидимым шлейфом мелодии. За инструментом на деревянном стуле сидела женщина невысокого роста в платье тёмно-синего глубокого оттенка. Её седые волосы аккуратно поддерживала лента в цвет платья, на шее висел любимый медальон из золота и коричневого драгоценного камня.
– Бабушка…
Женщина продолжала исполнять мелодию, не обращая на меня никакого внимания. Но я знала, что не ошиблась. Эти руки, испещренные морщинами, любимое платье и украшение я бы узнала из тысячи. И музыкальный мотив. Я слышала его много-много раз, ненавидя всем сердцем за ту грусть, которую он вызывал у меня. За мысли, которые появлялись в светлой детской голове.
Я попыталась встать, но только неудачно пошевелилась, послышался звон. Хватило секунды, чтобы опустить голову и увидеть на своих руках кандалы. Я испуганно дёрнула запястья в разные стороны, но железо прочно сковывало их, не давая возможности развести в сторону.
Тяжело вздохнув, я почувствовала жар и удушливую тошноту. К горлу подступил ком, во рту появился привкус гари. У входной двери в комнату появилось пламя. Алые языки заскользили по деревянному полу, стремительно пробираясь к пожилой женщине, продолжающей играть на фортепиано.
– Бабушка! – крик потонул в шуме, доносившемся со стороны единственного окна в комнате. Только то как назло было закрыто.
Очередная попытка освободиться от кандалов или подняться с пола привела к провалу. Время словно замедлилось, давая пламени полную свободу. Оно пожирало всё на своём пути: старые книги на полках, картины, портреты и деревянную мебель. Даже дорогой семейный сервиз – и тот сдался под натиском огненного жара, треснув от напряжения.
– Бабушка! – прозвучал нечеловеческий крик, разрывающий ушные перепонки.
Сердце билось в тысячу раз быстрее, отдаваясь гулким эхом в ушах. Виски разрывало от головной боли. Казалось, ещё немного и что-то лопнет во мне. Расколется, как тот самый сервиз.
Огонь подбирался к деревянному стулу, на котором сидела женщина.
– Не-ет! – слишком громко закричала я и зажала уши руками, зажмурившись. – Нет, – я замотала головой. – Нет.
– Нет, – едва слышимый шёпот разбудил меня. И лишь через секунду стало понятно, что это мой собственный голос.
Открыв глаза, заметила висящую на потолочной балке летучую мышь. Она внимательно изучала меня широко раскрытыми глазами. Наступило время ее активности – в такие часы она с удовольствием путешествовала по комнате или за её пределами, ведь окно в тёплое время года оставалось открытым. Вот и сейчас оттуда доносился лёгкий летний ветерок и свежий запах листвы растущих рядом деревьев.
Тяжело дыша после пробуждения, я медленно села в кровати. Головная боль, сопровождавшая меня во сне, пульсировала где-то в районе лба, нарастая с каждой секундой. Тупая, ноющая. Я потёрла виски, зажмурившись. Ночное платье оказалось влажным в районе спины – я не первый раз просыпалась в холодном поту. Раньше, когда я только попала в академию, кошмары снились мне особенно часто, но со временем перестали приходить. Фергус объяснил однажды, как с ними бороться. Он учил меня успокаиваться, считая вслух и дыша в такт счёту. Часто говорил, как важно занимать чем-то свои мысли, например, чтением книг или изучением заклинаний.
В полной темноте я обернулась в сторону мирно спящей Хелены. «У неё наверняка лучше моего получилось занять свои мысли». Я задумалась. Рик, занимающий не только мысли, но и будни подруги, наверняка избавил её от всех кошмаров, но принёс в её жизнь что-то похуже. Я осторожно слезла с кровати и, подняв взгляд на летучую мышь, приложила палец к губам, чтобы она внезапно не решила выдать меня. Хотя я сомневалась в том, что Хелена поняла бы её намёки. Но вдруг подруга, пообщавшись с Риком, который занимался разведением странных зверюшек, научилась понимать их язык. Ступать по деревянному полу я старалась медленно и осторожно, чтобы ненароком не разбудить Хелену.
«В первом ящике».
То, что я искала, точно лежало в тумбочке, и скорее всего, в первом ящике. Несмотря на все запреты, Хелена хранила самое важное ближе всего. Выдвинув верхний ящик прикроватной тумбочки, я поняла, что была права. Там лежала маленькая бутылочка с фиолетовой жидкостью, закрытая деревянной пробкой и перетянутая тонкой верёвочкой.
Настойка из омы. Пары глотков хватило бы, чтобы унять головную боль. И не только. Ома позволяла разрушить связь с прошлым, избавиться от воспоминаний, лежащих тяжким грузом на плечах. Разорвать всё, что связывало с тем временем. Хотя бы на одну ночь заглушить тупую боль в голове.
Снова оказавшись на кровати, я поднесла бутылочку к лицу, рассматривая жидкость. Половины уже не было. Я мельком взглянула на Хелену. Её спасли не книги и не время, проведённое с Риком. Так крепко спать ей помогало кое-что другое. И вновь взгляд вернулся к настойке. «Всего один глоток». И всё уйдёт. Я буду так же мирно спать и больше не окажусь в той проклятой комнате, не услышу раздирающую сердце мелодию, не увижу морщинистых рук и пустого взгляда стеклянных серых глаз. Не увижу её. И, может, даже не почувствую кандалы, сковывающие руки.
Вздрогнув, я вспомнила вчерашний день. Даже зная обо всём, Фергус нацепил на Трэвиса кандалы. На собственного внука. Родственника. Не чужого человека. И привёл меня к нему, хотя наверняка понимал, какие воспоминания у меня это вызовет. Кошмары.
«Ну спасибо, учитель».
Кинула последний взгляд на настойку. Такая особенная, способная помочь за считаные минуты, но такая опасная, разрушающая организм, вызывающая привыкание. Сегодня я сделаю первый глоток и не замечу, как начну лазить по лесам, собирая ягоды омы. Я зажмурилась, выдохнув. Не могла. Как бы плохо я себя ни чувствовала, я всё ещё оставалась капитаном королевской гвардии, несла ответственность за защиту королевы Вадрахана. Брик оказался прав – жизнь Вивьен теперь превыше всего. А боль придётся заглушать днём тренировками. И обучением Трэвиса, которым решили заполнить и без того плотное расписание дня.
Я уже хотела вернуть бутылочку с настойкой в ящик, как вдруг услышала бормотание и стоны, доносившиеся с соседней кровати. Хелена зашевелилась, шепча что-то. Пришлось прислушаться, чтобы разобрать слова.
– Па-па… не уходи… я не хочу… – с мольбой прошептала девушка. – Я… не ведьма… я не…
Она тяжело задышала. Ловила воздух мелкими глотками, пока не перешла на кашель, заставивший меня вздрогнуть и пулей оказаться под одеялом. Повернувшись спиной к кровати подруги, я прикрыла глаза, притворившись спящей. Ей не стоило знать о моём маленьком «воровстве». Тяжёлое дыхание продолжилось даже после пробуждения. Послышался резкий скрип – Хелена встала с кровати. И явно не просто так – об этом свидетельствовал звук открывающегося ящика. «Она ищет ому». Один ящик открывался вслед за другим. Резко и судорожно.
– Чёрт, – прошипела Хелена. – Да где же она? – прерывисто дыша, шептала она себе под нос.
Я зажмурилась, прижав к груди бутылочку с настойкой. «Она не может заснуть без неё». Все кошмары Хелена преодолевала только так. А я, как самая ужасная подруга, ничего не предпринимала, надеясь, что всё могло пройти самостоятельно. Самостоятельно это могло только запуститься.
Послышалось шуршание – она одевалась. Приоткрыв левый глаз, я заметила, как Хелена осторожно приблизилась к двери. На ней было лишь ночное платье, поверх которого девушка накинула лёгкий халат. Хелена отворила дверь, а я резко закрыла глаза, чтобы не рассекретить себя. Последовавший скрип двери дал понять, что я осталась в комнате одна.