Кто же эти странные «Божьи-дети» с хвостами? Кажется, подобно критским куретам – мифологические тени пещерных людей, хуже, чем диких – одичалых, первых людей второго человечества.
XXI
Знают ли они, помнят ли, какую жертву приносят, или забыли, как забыл несчастный Куртин? «Встань, Гришенька, надень белую рубаху, я на тебя полюбуюсь». «Я ударил его ножом… Вдруг первый луч солнца брызнул в окно. Что-то сотряслось во мне, нож выпал из рук»… Но если даже забыли, и тьма Ледниковой ночи поглотила все для них, то не для нас: рдеет и сквозь нее пурпур священной повязки на голове убитого и, в имени его, «пурпурный цветок», kalchê, напитанный всею, от начала мира, невинно-пролитою кровью, – и нами, и нами все еще проливаемой! – рдеет пурпур сквозь тьму земную, так же как сквозь подводную – сокровищ Атлантиды червонное золото.
XXII
Человекоубийство или Богоубийство, человеческая жертва Богу или божеская – человеку, – надо между ними сделать выбор. Страшно человека убить, ненавидя; еще страшнее, – любя. Как же Отец принес в жертву Сына? Кажется, чтоб это представить себе, нужно сойти с ума. Так именно люди сходили с ума, от начала мира и, вероятно, будут сходить – до конца. Кажется, так просто опомниться, прийти в разум; но вот, не могут, и сколько бы разум ни убеждал их в противном, знают, что только этим безумьем спасутся, что Сын Божий только потому и пришел на землю, что люди безумствовали так от начала мира, и снова придет только потому, что будут безумствовать так до конца.
XXIII
Жертва бога Сына, Диониса, совершаемая в Троице, соединяет Самофракийские таинства с Елевзинскими: там Дионис, младший Кабир, убит двумя старшими; здесь Дионис-Загрей растерзан титанами. Но, кажется, только здесь, в Елевзисе, промелькнуло «бесовское» подобие для первохристиан, еще отрывавшихся от язычества, а для нас, уже оторвавшихся, чудо Божие, одно из многих незримых чудес всемирной истории, – тень Евхаристического таинства в соединении Деметры – Хлеба и Диониса – Вина, Тела и Крови.