ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

— Значит, голодная!
     — Папа, я хочу сказать…
     Это был импульс. Внезапный, неосознанный. «Рассказать отцу о «них»! Прямо сейчас! Немедленно! Пусть даже при его дуре… »
     — Катюха! — Он поднял вверх указательный палец. — Марш мыть руки! Потом поговорим!
     Когда Катя вышла из ванной, стол уже накрыли: три тарелки куриного супа из пакетиков и бутылка белого вина. Готовить Ларочка не умела и даже гадость быстрого приготовления ухитрилась сварить комками. Иногда складывалось впечатление, что она портит все, к чему прикасается, все, что попадает ей в руки. Оказалась под руками Катина семья — и ее испортила. Проехала, как на бульдозере, разорвала. Когда-то, давным-давно, девушка ненавидела крашеную женщину, заходилась от злобы при одном упоминании ее имени, мечтала о ее смерти. Маленькой Кате казалось, что все случилось именно из-за нее, из-за хитрой, крашенной под блондинку Ларочки, из-за дешевой певички, подвизавшейся в недорогих кабаках. Кате казалось, что, не будь ее, отец никогда бы…
     Двадцать лет назад он считался подающим надежды музыкантом, будущим Полом Маккартни или Андреем Макаревичем. На втором курсе Гнесинки у отца вышел дебютный альбом, и он бросил учебу — разве состоявшейся звезде нужно сидеть за партой? И завертелась карусель. Гастроли, пьянки, снова гастроли, похвальные вопли собутыльников: друзей-критиков и просто друзей — и опять гастроли. Через пять лет, когда Катя уже родилась, отец засел писать второй альбом — раньше времени не было. И через полгода работы выяснил, что его песни никому не нужны. Знаменитый продюсер, в свое время начинавший работать с группой, давно исчез с горизонта, и выпущенный карликовым тиражом диск остался пылиться на полках музыкальных магазинов. Даже пиратских копий не появилось. Громкие обещания собутыльников оказались мыльным пузырем, и жизнь, еще вчера такая красочная, повернулась спиной. Несколько месяцев они жили только на мамину зарплату. Отец ждал, что вот-вот ему предложат гастрольный тур, обеспечат переполненные стадионы и личный самолет, а затем, уступив требованиям матери, согласился петь в ресторанах и клубах средней руки.
     Наверное, этого он ей и не простил.
     Ларочка, в отличие от мамы, не говорила: «Если ты такой умный, то почему ты не богатый?» Ларочка шептала: «Милый, еще чуть-чуть, и о тебе снова заговорят. У нас все будет. Мир ляжет к твоим ногам». Стареющей певичке было страшно остаться одной. Отец оказался в ее постели, некоторое время жил на два лома, а потом съехал окончательно. И с матерью развелся.
     С тех пор они с Ларочкой пытались стать знаменитыми.
     А Катя с мамой пытались жить.
     — Я звонил Иосифу, — со значением произнес отец. — он сказал, что сейчас пока рановато. Но месяцев через шесть он подумает насчет тура.
     — Это все «Фабрика», — подала голос Ларочка. — Телемальчики клонированные. Оккупировали все приличные площадки в стране. Ужас!
     — Бездарности!
     — Тупицы!
     Суп съеден, вина в бутылке осталось лишь на донышке, и покрасневший отец оседлал любимую тему.
     — Все карты спутали, мерзавцы! Пипл тупой, хавает всякую дрянь. «Ла-ла-ла». «Уси-пуси». Тьфу! Концептуальная музыка никому не нужна! Смысл в текстах не ищут, уроды!
     — Твой отец гений, — заявила Ларочка. — Как раз вчера он сочинил потрясающую песню.
     Катя вежливо улыбнулась.
     — Я еще не репетировала, но для тебя могу спеть.
     — Это завистники! И бездарности! Лезут из всех щелей.
     — Там такой припев…
     — Конечно, у них деньги на раскрутку. По ящику — они. В рекламе — они. Конечно, их знают.
     — Великие строчки! Гениальный текст!
     — Песни,