ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

тебе сын даст, понял? Только не жадничай! Больше не проси! Миллион! Миллион даст, Абдулла у меня умный. Он все поймет. Он шакалов порежет, а тебе — миллион, понял, русский? Миллион!. Только перстень Абдулле отдай, русский, отдай! И скажи, чтобы ей не верил.
     — Кому?
     — Он знает! Скажи: отец велел ей не верить! Ни одному слову не верить! Ей нельзя верить!
     Старик замер. Замолк на полуслове, невидяще глядя на Орешкина. Димка наклонился к нему:
     — Вы…
     Умолк. Понял. Задрожал. С лихорадочной поспешностью разлепил пальцы мертвеца и бросился вверх по ступенькам, сжимая в кулаке окровавленный перстень.
    
* * *
    
     С самого детства Мустафа Батоев страдал из-за своего невысокого роста. Он был самым маленьким парнем во дворе, самым маленьким учеником в классе, самым низеньким студентом на курсе. А если добавить к этому наличие избыточного веса да косой правый глаз, то картина получится совершенно безрадостная. Друзья над Мустафой посмеивались, девушки в упор не замечали, а красавица Зина, по которой вздыхал едва ли не весь факультет, как-то заметила, что подобный внешний вид можно простить только Наполеону.
     Батоев это высказывание запомнил.
     Стиснул зубы, побледнел, но промолчал. Ушел с той вечеринки и до утра бродил по московским улицам.
     «Наполеон? Хорошо. Раз ты настаиваешь — пожалуйста».
     Ребенок, наделенный столь кошмарной внешностью, имеет все шансы вырасти закомплексованным неудачником, прикрывающим неуверенность громкими словами и рисованным поведением. Всю жизнь он будет доказывать самому себе, что чего-то стоит, любоваться мелкими победами и люто ненавидеть более успешных людей. Батоев же оказался слепленным из другого теста. Ему ничего не нужно было доказывать себе — только окружающим. Если мир не хочет смотреть на него как на равного, миру придется встать на колени и жалко взирать на Мустафу снизу вверх. Других вариантов и быть не может. Хитрый, как лиса, жестокий, как волк, и целеустремленный, как самонаводящаяся ракета, Батоев бросил вызов судьбе и победил. Он брался за самые сложные поручения и выполнял их с блеском. Он научился разбираться в людях и никогда не ошибался в поведении: кому-то — льстил, перед кем-то — заискивал, с кем-то — держался на равных. И в результате маленький студент, приехавший в Москву без гроша в кармане, поднялся настолько, что при желании смог бы купить всех бывших сокурсников оптом. Как Зину, которой пришлось дорого заплатить за легкомысленно нанесенное оскорбление.
     Мустафа никому ничего не прощал.
     Даже себе.
     И любую, пусть даже самую мелкую неудачу Батоев переживал так, словно случилась катастрофа вселенских масштабов.
     — Где? Куда он его дел?! Куда?!!
     Мустафа приказал остановить машину на набережной, выскочил из бронированного «Хаммера» и пнул ногой колесо. Телохранители встали вокруг бушующего хозяина, но и они, и Хасан, ближайший помощник толстяка, старались не привлекать к себе внимания Батоева. Держались подальше и вели себя тихо-тихо, радуясь, что гнев Мустафы направлен не на них.
     — Куда ты его дел, старый мерзавец? — Батоев с ненавистью посмотрел на четки, намотанные на руку. — Куда спрятал?
     Короткий всхлип, еще один удар по неповинному джипу.
     — Ненавижу!
     Батоев обернулся. Маленькие глазки медленно обежали помощников, нащупывая жертву. На кого выплеснется бешенство хозяина? В такие моменты молчание становилось опасным, и Хасан решился подать голос:
     — Может, сегодня старик не надел перстень?
     — Он его не снимал. Никогда не снимал!!
     — Но ведь мы его кончили, — буркнул помощник.
     И втянул голову в плечи — настолько страшно сверкнул глазами Мустафа.
     — Да