ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

но всегда буду думать о том что она сильнее, что живу за ее счет».
     А проснувшаяся гордость царапала душу:
     «Я могу всего добиться сам!»
     «Но никогда не избавлюсь от чувства, что без нее я никто.
     И однажды я изобью Зарему. Или изнасилую. Или унижу каким-нибудь другим способом.
     Я не удержусь».
     Никто не удержится.
     «Я стану таким же, какими были они».
     И для маленькой девчонки все начнется сначала. И ее черные глаза увидят еще очень и очень много такого, чего не хочется видеть никому.
     «Не будь идиотом!»
     «А я и не буду. Я буду самим собой».
     В метро Орешкин познал, что значит быть смелым. Сейчас он понял, каково это — уважать себя. Оставалось самое сложное — научиться быть сильным.
     Он посмотрел на Зарему.
     — Я могу освободить тебя?
     — Можешь, — спокойно ответила девушка. Очень спокойно, так, словно ожидала, что он спросит. — Но подумай, от чего отказываешься.
     — У меня было время подумать.
     Зарема улыбнулась, прикоснулась к его руке.
     — Ты на самом деле хороший.
     И снова волна нежности. Нечеловеческой нежности.
     — Говори, что делать, — проворчал Димка, — а то передумаю.
     — Давай покурим, — предложила девушка. — Здесь так тихо.
     Орешкин щелкнул зажигалкой, пустил дым, а потом обнял Зарему и крепко прижал ее к себе.
     Они курили молча. Смотрели на темнеющее небо, на воду, на высокие сосны и молчали. Лишь прижимались друг к другу.
     А потом, когда сигареты умерли, Димка негромко произнес формулу свободы.
     Бережно положил Зарему на землю, закрыл черные глаза, поцеловал ставший холодным лоб, вложил в руку перстень. Выпрямился, постоял несколько секунд, развернулся и пошел к шоссе.
     Не оборачиваясь.
    
    
    
    
ВЕДЬМА
    
    
     — Привет! Я из Красноярска, и я странный.
     Именно с этих слов начал знакомство со мной Валька Гостюхин.
     С неожиданных, согласитесь, слов.
     Валька стоял в центре комнаты, которую нам предстояло делить ближайшие пять лет, и смотрел прямо на меня своими огромными зелеными глазищами. Наверное, это обстоятельство и повлияло на мою реакцию. Только представьте: парень с довольно длинными ярко-рыжими волосами и зелеными, можно сказать — женскими, глазами, смотрит на вас и говорит:
     — Привет! Я из Красноярска, и я странный.
     Оценили?
     Ничего удивительного в том, что я насторожился.
     Нет, буду откровенен — я растерялся. Насторожился я позже, секунд через пять, когда первая оторопь прошла и в памяти всплыли предупреждения родителей насчет царящей в столице свободы нравов. Я, конечно, не из деревни в Москву приехал, о существовании гомосексуалистов, трансвеститов, бисексуалов и прочих… гм… странных ребятах знал, но услышать подобное заявление от предполагаемого соседа по комнате в студенческой общаге, от человека, с которым придется жить рядом не один год…
     — Привет, — выдавил я из себя. — А я из Липецка, и я нормальный.
     Теперь задумался Валька.
     — В каком смысле?
     — Я не странный. Я как все.
     Он непонимающе поднял брови. Пришлось добавлять:
     — Я обычный. Я женщин люблю.