ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

и потому старался отвечать по возможности лаконично, тянул время до приезда адвоката, а когда тот появился — замолчал окончательно. Версия Батоева гласила, что он во время внезапного приступа сентиментальности вышел прогуляться к знаменитому памятнику и стал объектом покушения. Телохранители, действовавшие строго в рамках закона, защитили шефа от преступного посягательства, за что им отдельная и безмерная благодарность… Милиционеры, первыми прибывшие на место событий, предприняли все необходимые меры, за что им еще более отдельная и еще более безмерная благодарность.
     Само собой изложение версии закончилось деликатным вопросом: нельзя ли мне покинуть эту жуткую площадь?
     Примерно в три пополудни — после того как уехали шишки из ГУВД и мэрии — Батоева отпустили, и «Хаммер» помчал злого как черт Мустафу в его загородную резиденцию.
    
* * *
    
     — Чья это квартира? — угрюмо спросил Димка, разглядывая богатое убранство огромного холла.
     — Одного мертвого человека, — ответила Зарема.
     — Ибрагима Казибекова?
     — Да.
     — Большая.
     — Он любил жить красиво.
     Шестикомнатные апартаменты мертвого человека располагались на берегу Строгинской поймы, в доме, который Орешкин видел только на рекламных картинках журналов. Территория тщательно охранялась собственной службой безопасности, но девушка сказала: «Прикажи войти в дом незаметно». Димка приказал. И ни один охранник не посмотрел в их сторону.
     Гипноз?
     — Располагайся, — предложила Зарема, сбрасывая куртку на кресло. — Здесь мы в безопасности.
     — Ты уверена?
     — Да. Это гнездышко Ибрагим свил лично для себя, и сыновья вспомнят о нем в последнюю очередь.
     — Почему мы не поехали ко мне?
     — Я же говорила: там люди Мустафы.
     — Точно?
     — Хочешь проверить?
     Она улыбнулась. Под курткой оказалась легкая белая блузка, тонкая и почти прозрачная. И больше ничего. И Орешкин старался не смотреть на присевшую на диван красавицу.
     — Ты ведь сможешь справиться с засадой?
     — Смогу, — кивнула Зарема. — Но потом у ментов возникнут к тебе вопросы: откуда трупы, чего от тебя хотели…
     — Понял, понял, понял.
     Димка прошелся по мягкому ковру, остановился у окна, полюбовался рекой, набережной, задумчиво потер перстень, развернулся, сделал еще несколько шагов, постоял у картины.
     — Пикассо, — сообщила девушка. — Подлинник. Ибрагим любил испанца.
     — А ручки на дверях позолоченные…
     — Из чистого золота, — поправила Орешкина Зарема. — Ибрагим не терпел фальши.
     — Для меня это дико, — тихо произнес Димка.
     — Ты из другого мира, — пожала плечами девушка.
     — Наверное… — Орешкин помолчал. Потом решился: — А ты?
     — Что я?
     — Ты из другого мира?
     На этот раз паузу взяла Зарема. Она перестала улыбаться, покусала губу, отвернулась и негромко ответила:
     — Из другого царства. Есть царство людей. Есть царство джиннов. А есть те, кто волей обстоятельств оказывается не на своем месте.
     Грусть в ее голосе потрясла Димку. Заготовленные вопросы вылетели у него из головы, показались глупыми, никчемными, слишком прагматичными. Вместо этого он почти шепотом поинтересовался:
     — Твой дом далеко?