'Негодная! — учитель возопил. —
Я бледен, я дрожу, валюсь без сил.
Взгляни, как изменился я с лица —
Да я па грани смертного конца!'
Жена: 'Я дам Вам зеркало сейчас,
Не изменился цвет лица у Вас'.
'Да провались ты с зеркалом своим! —
Вскричал учитель, яростью палим. —
Постель мне постели, чтоб я прилег.
Живей! Я от болезни изнемог'.
Постель ему устроила жена.
'Бесцельно спорить, — думала она. —
Он не послушает разумных слов,
Хоть вижу я, что он вполне здоров.
Ведь от дурной приметы человек
Порой больным становится навек',
Под несколько тяжелых одеял
Учитель лег, и охал, и стонал.
Ученики, забившись в уголок,
Бубнили хором заданный урок.
Малыш, что всю затею изобрел
И на учителя болезнь навел,
Сказал: 'Вот мы бормочем и кричим —
И нашему учителю вредим.
От шума головная боль сильней,
А стоит ли болеть из-за грошей?'
'Он прав, — сказал учитель. — Полно Вам
Ступайте-ка сегодня по домам'.
И малыши, прервавши свой урок,
Порхнули птичьей стайкой за порог,
А матери, их крики услыхав,
Не в школе — за игрой их увидав,
Спросили с гневом: 'Кто Вас отпустил?
Сегодня разве праздник наступил?'
А дети отвечали матерям:
'Нас отпустил домой учитель сам.
Он вышел утром к нам, на коврик сел
И вдруг внезапно чем-то заболел'.
А матери в ответ: 'Обман и ложь!
Да нас ведь сказками не проведешь.
Учителя мы завтра навестим,
Мы Ваш обман, лгуны, разоблачим'.
Пришли они к учителю домой,
Глядят: лежит он тяжело больной.
Вспотев от жарких, толстых одеял,
Он, с головой укутанный, стонал.
Сказали женщины: 'Помилуй Бог!
Учитель наш и впрямь уж очень плох.
Ведь если он умрет, то как нам быть?
Кто будет наших сорванцов учить?
Не знали мы, что впрямь недуг напал
На Вас, учитель!' — 'Я и сам не знал,
Да за уроком ваши сыновья
Увидели, что очень болен я.
Кто весь в трудах — почувствует не вдруг,
Что силы подточил ему недуг.
Кто очень занят, некогда тому
Прислушаться к здоровью своему'.
ИЗ 'ДИВАНА ШАМСА ТЕБРИЗСКОГО'
ГАЗЕЛИ
Без границы пустыня песчаная,
Без конца — сердца новость избранная.
Ищет образов мир, чтобы форму принять, —
Как узнаю в них свой без обмана я?
Если срубленной встретишься ты голове,
Что катится в полях, неустанная,
Ты спроси, ты спроси тайны сердца у ней —
Так откроется тайна желанная.
Что бы было, когда уху стал бы сродни
Говор птицы — их песня слиянная?
Что бы было, когда бы от птицы узнал
Драгоценности тайн Сулеймана я?
Что сказать мне? Что мыслить? В плену бытия
Весть понятна ли, свыше нам данная?
Как молчать, когда с каждым мгновеньем растет
В нас тревога неслыханно странная?
Куропатка и сокол летят в ту же высь,
Где гнездо их — вершина туманная,
В эту высь, где Сатурна на сфере седьмой
Звезда миру сияет багряная.
Но не выше ль семи тех небес — Эмпирей?
И над ним знаю вышние страны я!
Но зачем эмпирей нам? Цель наша — Земля
Единения благоуханная.
Эту сказку оставь. И не спрашивай нас:
Наша сказка лежит бездыханная.
Пусть лишь Салах-эд-Дином воспета краса
Царя всех Царей первозданная.
x x x
Любовь -это к небу стремящийся ток,
Что сотни покровов прорвал и совлек.
В начале дороги — от жизни уход,
В конце — шаг, не знавший, где след его лег.
Не видя, приемлет любовь этот мир,
И взор ее — самому тленью далек.
'О сердце, — вскричал я, — блаженно пребудь,
Что в любящих ты проникаешь чертог,
Что смотришь сверх грани, доступной для глаз,
В извилинах скрытый находишь поток.
Душа, кто вдохнул в тебя этот порыв?
Кто в сердце родил трепетанье тревог?
О птица! Своим языком говори —
Понятен мне тайн сокровенный намек'.
Душа отвечала: 'Я в горне была,
Чтоб дом мой из глины Создатель испек;
Летала вдали от строенья работ —
Чтоб так построенья исполнился срок;
Когда же противиться не было сил —
В ту круглую форму вместил меня рок'.
x x x
Когда бы дан деревьям был шаг или полет —
Не знать ни топора им, ни злой пилы невзгод.
А солнце если б ночью не шло и не летело —
Не знал бы мир рассвета и дней не знал бы счет.
Когда бы влага моря не поднялась до неба —
Ручья бы сад не видел, росы не знал бы плод,
Уйдя и вновь вернувшись, меж створок перламутра-
как станет капля перлом в родимом лоне вод.
Не плакал ли Иосиф, из дома похищаем,
И не достиг ли царства и счастья он высот?
И Мухаммад, из Мекки уехавший в Медину, —
Не