Сначала Зорька зациклилась на том непонятном привкусе что оставила ей на губах Сладкая. Что-то совсем незнакомое, вместе с тем на что-то очень похожее, но на что хоть убей не понимала. Машинально повторяла всё о чём большуха торжественно пела своим мягким голосом. И в один прекрасный момент вдруг заметила, что её голос неприятно завибрировал где-то внутри головы, отчего та начала кружиться и в висках побаливать.
К этому мерзкому ощущению добавилась тошнота, и ни с того ни с сего закрутило живот. По всему телу прошла волна онемения. Началась она где-то внутри и закончилась на кончиках пальцев. С этим все неприятные ощущения ярицу отпустили.
Голова уже не болела, а кружилась в лёгком опьянении. Краски стали ярче, насыщенней. В мозгах появилось странное чувство ни то раздвоенности, ни то даже «растроенности». Так сразу и не объяснишь. Будто внутри неё сидели разные девки и сами с собой разговаривали. И в общей каше не понятно было сколько их там сидит, и кто о чём щебечет. Она лишь смогла определить по голосу, что это были кутырки притом разные.
Затем они принялись менять друг друга, выходя по очереди на первый план то полностью, то вылезали лишь частями, обрывками. Потом начали переливаться друг в друга. В голове творился полный кавардак. Ни на чём не удавалось сосредоточиться. Зорька даже петь перестала, потому что не получалось, язык не слушался.
Она вообще уже ничего понять не могла. Затуманенный взор, воспринимавший всё исключительно в ярких, но размытых пятнах блуждал по траве, по которой с трудом продолжала вышагивать. И если б не держали за руки и насильственно не водили, давно бы уже на землю рухнула.
Взор то перескакивал на лесной «зелёный шум», то на ясную до рези в глазах синеву далёкого неба. Наконец блуждающий взгляд мазнул по противоположной стороне карагода, и в пятнах размазанных девок абсолютно чётко проступила фигура Елейки, её подруги, одной из кутырок навыдане.