Паз, одевшись, подошел к нам. Донья Мерседес движением
своего подбородка приказала ему сесть перед ней на песок. Поджимая губы,
она издала несколько громких шлепающих звуков и своими быстрыми, короткими
выдохами заставила вибрировать горло в приглушенном рычании.
— Пройдет много времени, прежде чем призрак Бирджит Брицены будет
забыт, — сказала она. — процесс умирания длится некоторое время и после
того, как тело предано земле. Умерший очень медленно теряет память о себе.
Она повернулась ко мне и приказала сесть на песок рядом с Лоренцо
Пазом. Его одежда пахла дымом свечей и розовой водой.
— Лоренцо, — обратилась она к нему. — мне хочется, чтобы ты рассказал
Музии историю о том, как ты околдовал Бирджит Брицену.
Он озадаченно посмотрел на нее, затем обернулся и взглянул на море;
его голова слегка склонилась, казалось, что он выслушивает тайное послание
от волн. — почему ей нравится слушать нелепые истории стариков? — спросил
он ее, не обращая внимания на меня. — у Музии есть свои собственные
истории. Я уверен в этом.
— Но это же я прошу тебя рассказать ей твою историю, — сказала донья
Мерседес. — она рассматривает пути и способы, посредством которых колесо
случая может быть повернуто человеком. В твоем случае объект, который
повернул колесо, это ты, Лоренцо.
— Колесо случая! — сказал он грустным голосом. — я помню это, словно
все случилось только вчера. — по-видимому, размышляя о чем-то, он потыкал
гальку кончиком своего ботинка и вытянулся плашмя на песке.
Со своего кресла позади прилавка в тусклом, прокуренном баре Лоренцо
наблюдал за группой мужчин, склонившихся за бильярдным столом над партией
корнера. Он перевел взгляд на часы у камина, отмечавшие каждый час
стеклянным перезвоном. Почти рассвело. Он уже хотел подняться и напомнить
мужчинам о позднем времени, когда услышал шаркающие шаги Пэтры. Он опять
быстро уселся. Злая усмешка пробежала по его лицу. Пусть посетителями
занимается его тетушка. Никто в городе еще не избежал ее порицаний. Их
слушали, не считаясь с тем, какими бы мерзкими и возмутительными они ни
были.
— Этот чертов стук бильярдных шаров не дает человеку заснуть, —
пожаловалась она хриплым голосом, едва только вошла в комнату. — вы не
подумали о том, что вас ждут жены? Вы не думаете, что вам надо завтра идти
на работу, как и всем добрым христианам? — не давая мужчинам прийти в себя
от неожиданности, она продолжала в той же негодующей манере. — я знаю, что
делается с вами. Вы уже сожалеете о том, что принесли эти языческие
рождественские деревья в свои дома, что разрешили своим детям играть в
рождественские игры.
Она перекрестилась и набросилась на одного из мужчин. — вот ты, мэр.
Как же ты можешь позволять такое? Неужели вы все обратились в
протестантов?
— Упаси бог, Пэтра, — сказал мэр, крестясь. — не делай из мухи слона.
Какой вред в деревьях и играх? Посмотри, как детям это нравится.
Проворчав что-то неразборчивое, она хотела было уйти, но вдруг
остановилась: — мне стыдно за дона Серапио! Он более чужд нам, чем
истинные иностранцы. Мне стыдно за то, что он более чужой нам, чем даже
его жена. Благодаря им большинство детей в городе не получит подарков трех
волхвов шестого января, как то полагается каждому доброму христианину. —
она достала на прилавок пачку сигарет. — сейчас они собирают их на
рождество, — продолжала она, — называя каких-то типов Санта Клаусами. Это
позор!
Прислонясь к двери, она угрожающе рассматривала мэра, не замечая, что
сигарета из ее рта давно упала на пол. Она потянулась к полуоткрытой
бутылке рома рядом с бильярдным столом и пропустила стаканчик, шепча
что-то про себя.
Улыбнувшись, Лоренцо ясно вспомнил тот день, когда грузовик,
нагруженный необычными ароматными деревьями, приехал в город. Дон Серапио,
фармацевт, назвал их рождественскими елками. Он заказал их в Каракасе
вместе с украшениями и пластинками европейских рождественских песен.
Не желая уступать друг другу, друзья дона Серапио вскоре последовали
его примеру и, уплатив кучу денег за хрупкие деревья, выставляли их так,
чтобы они были заметны в их жилых комнатах.
К большому огорчению старых родственников, живущих в этих домах,
деревья ставили рядом, а то и прямо в тех местах, которые по традиции
отводились для рождественских сцен.