группа
мальчишек под предводительством старшего сына Лебанесы. Они остановились в
нескольких шагах от двух мужчин.
— Ты убил мою собаку, — зашипел сын Лебанесы и плюнул дюймом дальше
ноги Виктора Джулио.
Опираясь на трость, старик поднялся на ноги.
— Почему ты так думаешь обо мне? — спросил он, пытаясь выиграть
время. Его руки дрожали. Он нашарил в мешке бутылку рома и остолбенел от
того, что она была пуста, не в силах вспомнить, когда же выпита последняя
капля.
— Ты убил собаку, — повторял мальчик нараспев. — ты убил собаку. —
проклиная и толкая его, мальчишки пытались вырвать его трость и джутовый
мешок.
Виктор Джулио отступил назад. Размахивая своей тростью, он вслепую
колотил насмешливых юнцов. — оставьте меня в покое! — закричал он
дрожащими губами.
На мгновение напуганные его яростью, юноши притихли. Вдруг, словно
только что заметив, что Виктор Джулио не один, они повернулись к Октавио.
— кто ты? — кричал один из мальчишек, переводя взгляд от одного мужчины к
другому, возможно оценивая результаты их обоюдного сговора. — ты со
стариком? Ты его помощник?
Октавио не ответил. Взмахнув веревкой над своей головой, он защелкал
ею перед собой, как хлыстом. Смеясь и вскрикивая, ребята пытались
уклониться от прицельных ударов. Но когда некоторым из них веревка обожгла
не только икры и бедра, но плечи и руки, они отступили назад. Они ринулись
за Виктором Джулио, который тем временем убегал к ущелью, где еще догорали
собаки.
Старик оглянулся. От ужаса у него расширились зрачки, мальчишки были
почти за его спиной. Они не казались ему людьми; они напоминали ему свору
лающих псов. Он попробовал бежать быстрее, но жгучая боль в груди
тормозила движения.
Мальчишки, поднимая гальку, бросали ее в него, просто подшучивая над
ним. Но когда сын Лебанесы потянулся за большим камнем, остальные ребята
постарались превзойти друг друга — в ход пошли большие осколки породы.
Один из них попал Виктору Джулио в голову. Он зашатался. Глаза его ничего
не видели, земля уплывала из-под ног. Старик покачнулся и свалился с
обрыва.
Ветер донес из ущелья сдавленный крик. Запыхавшись, с лицами в
полоску от пыли и пота, мальчики стояли, глядя друг на друга. Затем,
словно по какому-то сигналу, они бросились в разные стороны.
Октавио сбежал вниз по крутому склону и опустился на колени перед
неподвижным телом Виктора Джулио. Он сильно встряхнул его. Старик открыл
глаза. Дыхание слабеющими вспышками выходило из него. Голос был слабым,
приглушенным звуком. — я знал, что конец близок, но думал, что это конец
моей работы. Мне и в голову не приходило, что все закончится таким
образом. — его зрачки блеснули странно яркими красками. Он пристально
взглянул в глаза своего помощника. Жизнь ушла.
Октавио безумно встряхнул его. — Иисус! Он мертв! — Октавио
перекрестился и поднял свое вспотевшее лицо к небу. Несмотря на
ослепительное сияние солнца, бледная луна была отчетливо различима. Он
хотел помолиться, но не мог вспомнить ни одной молитвы. Единственный образ
засел в его мысли — множество собак преследовало старика по полям.
Октавио почувствовал в своих руках нарастающий холод, его тело начала
бить дрожь. Можно снова убежать в другой город, подумал он. Но тогда они
заподозрят его в убийстве Виктора Джулио. Лучше оставаться некоторое время
в городе, пока все не прояснится, решил он.
Октавио наблюдал за мертвецом. Затем, поддавшись порыву, он поднял
трость Виктора Джулио, лежавшую рядом. Он погладил ее и потер прекрасно
вырезанный набалдашник о свою левую щеку. Он почувствовал, что она всегда
принадлежала ему. Стало интересно, сможет ли он когда-нибудь воспроизвести
танец трости.
7
Октавио Канту закончил свой последний сеанс лечения. Он взял свою
шляпу и встал со стула. Я заметила, как сильно годы сдавили ему грудь и
ослабили мышцы его рук. Облинявший пиджак и брюки на нем были на несколько
размеров больше. Карман на правой стороне резко выпирал от большой бутылки
рома.
— Вот так всегда, когда она заканчивает мое лечение, сон куда-то
прячется, — прошептал он мне, продолжая смотреть своими ввалившимися
бесцветными глазами на Мерседес Перальту. — сегодня я заболтался с тобой.
Никак не могу понять, почему ты так интересуешься мной.
Широкая улыбка разгладила его лицо,