шоферу, и он высадил ее
на полдороге…
Теперь, уже не спеша, мы пошли к ближайшей станции
электрички, пошли напрямик, через редкий лесок. Юра шел впереди
метрах в десяти по тропе, вымощенной деревянными досками,
выложенной, видимо, жителями неподалеку расположенного поселка.
По всему было видно, что Юра старался не мешать мне
разговаривать с Викой. Он, вероятно, еще надеялся на то, что я
пошутил, и все-таки примечал я, как он нет-нет, да
прислушивается к нам.
— Смотри! — театрально воскликнул я для Вики, так, чтобы
и Юра услышал. Он обернулся и глянул на нас.
— Смотри внимательно на деревья! — предложил я все так
же громко Вике.
— А что? — насторожилась Вика, озираясь вокруг.
— Ты видишь — это все женщины! И мужчины! А не деревья!
— С чего ты взял?! — удивилась она.
— Смотри, смотри, внимательнее! Деревья с
одним-единственным стволом — это мужчины, а деревья, стволы у
которых ветвятся на двое, трое, — это женщины, они все
закопаны головою в землю, по пояс! Видишь: и две ноги у этих
деревьев-женщин, и кривые полоски — между ног!.. Что же эти
полоски напоминают, — разыгрывал я ситуацию. — Сейчас
вспомню! Минуточку!..
— Вот дурак! — весело крикнула на меня Вика и пихнула
меня в плечо с деревянной тропинки.
— А что, разве я не прав?! — выкрикнул я, как бы окликая
тем самым Юру и приглашая его в разговор.
— Да, есть что-то похожее, — поддержал меня друг. Он на
мгновение оглянулся в мою сторону: я шел неподалеку от
деревянного настила: Вика не пускала меня на него и мне
приходилось перепрыгивать с кочки на кочку, чтобы не угодить в
заснеженные по колено рытвины.
— Ну ладно, иди по тропе! — заботливо окрикнула меня
Вика, сжалившись. — Не хватало, чтобы еще и ты себе ногу
вывихнул! — Я повиновался.
— Вот, слушай, — сказал она, когда я уже снова шел с нею
рядом по деревяшкам. — Я сейчас вспомнила! Скажи: ты знаешь,
что такое — бесстрашный, бескорыстный, бесстыдный?! — она
тоже говорила громко, чтобы слышал и Юра, который шагал теперь
метрах в пяти от нас. — В общем, что значит все слова,
начинающиеся на 'бес'? — договорила Вика.
— Нет! — шутливо ответил я. — Не знаю!
— Ну!… Бес же! Бес! — улыбаясь, вопрошала Вика и как
бы пытаясь подсказать ответ интонацией своего голоса.
— Не знаю! — снова ответил я.
— Бес!.. Дьявол значит! Недогадливый ты! — торжествующе
выкрикнула Вика и глянула на Юру.
— И что же получается: бес страшный! — Вика хохотала, а
я продолжал перечислять, — бес стыдный! Слушай! — остановился
я, обращаясь к Вике. — А как же тогда понимать бес корыстный,
ведь само слово — бескорыстный — хорошее слово?!
— В том-то и дело, что — нет! — объяснила Вика, забегая
вперед меня и, тем самым, притесняя меня с деревянной тропы. —
Ведь люди, — говорила она, — двойные и корыстные, как ни
крути! Двойные и корыстные в своей душе, а бескорыстный только
притворяется таким, а на самом деле он — дьявол в маске. Бес
корыстный, такой же бескорыстный, как, помнишь, в сказке 'Коза
и семеро козлят!, — волк шкуру одевал и голосок утончал!
'Козлятушки — ребятушки!', а сам о себе думает, о желудке.
— Откуда ты такого нахваталась?! — удивился я.
— Это не я!
— А кто?
— Мария Федоровна!
— Какая Мария Федоровна? — припоминая, спросил я.
— Ну что ты, не помнишь! Соседка моя! Бабушка! —
воскликнула Вика.
— А-а… — только и вымолвил я с понимающим видом,
шутливо оттопырив губы.
— Мудрая бабушка! — отозвался Юра впереди…
До Москвы мы добрались без проблем…
Всю ночь напролет я пробеседовал с Юрой полушепотом, сидя
у окна в его комнате в общежитии. Вика сладко спала на Юриной
кровати, и Юра нежно, время от времени поглядывал на нее.
На следующий день Юра проводил нас в аэропорт рано утром,
я спешил объявиться на работе, так как та запись карандашом
моих паспортных данных, сделанная капитаном милиции в помещении
радиостанции, помнилась, хотя и холодно, но близко, и мне надо
было, на всякий случай, хотя бы упредить сообщение о моем, если
таковое последует, задержании. Тогда, по крайней мере, один
день можно будет объяснить, как отгул.
О засвеченной пленке я так никому и не сказал…
Надо было