До свидания — в Москве!
Первый выход из тела
— Стой! — крикнул покойник.
— Я никуда… Саша! Я никуда не пойду! — испуганно
сказал я и с невероятным трудом повернул прочь, но ноги!..
Мои ноги, будто ватные и тяжелые!
— Нет! Ты пойдешь со мной, — заорал, сотрясаясь от
гнева, покойник.
— Уйди прочь! — оскалился я.
— Идем! — злобно и торжествующе прошипел Саша, потянулся
ко мне, и схватил холодной рукою меня за руку, и сжал ее
крепко, и начал тащить меня. Его пальцы, словно когти,
впивались в мою кожу. Я метался взглядом по сторонам: какой-то
двор, клочки двора, и в нем — два низеньких деревянных дома,
прилепленных друг к другу: один синий, а другой зеленый. Боже
мой, это же его двор! Саша в нем жил до смерти! Вот на этом
месте стоял в тот день его гроб. Я вырывался изо всех сил и
неуклонно продолжал пятиться к калитке: 'Может, удастся
выскочить на улицу!..' — думал я.
— Нет… Нет! — сопротивлялся я, но покойник был силен.
— Прочь, нечистая сила, прочь! — орал я растерянно.
— Идем! — продолжал настаивать Саша. — Я уведу тебя в
лучший мир! — И он впивался мне в глаза безжалостно ледяным
взглядом и снова тащил меня за похолодевшую руку за собою. Как
из трясины, с огромным трудом, я вырвал свою руку. Я поднес ее,
обессиленно дрожащую, ко лбу своему и все же перекрестился! Я
преодолевал сопротивление Саши, который, в буквальном смысле,
повис на моей руке, пытался оторвать ее от лба, живота моего,
одного плеча, другого! А я, в остывающих усилиях, продолжал
невероятное притяжение своей руки к себе и молился, хотя рука
пыталась вытянуться куда-то вперед и утащить меня. Я молился,
шатаясь от напряжения, и читал громко вслух молитву
Господнюю… и она помогла мне. И тогда я стал открывать глаза,
просыпаться от этих ужасов, а когда совсем пришел в себя, то
застал себя лежащим на диване, усердно крестящимся отяжелевшей
и похолодевшей рукою, будто Саша продолжал еще незримо виснуть
на ней, больно уцепившись за нее, и я действительно ощущал
присутствие покойника и его мертвую хватку!..
Ото лба к животу, от живота к плечу одному, к плечу
другому: ото лба к животу, от плеча к плечу, ото лба к животу,
от плеча к плечу… Крестился я усердно. Все рассеялось и
угасло… Я окончательно проснулся, но была еще ночь: я лежал в
клейком страхе и боялся пошевелиться, ибо мне все казалось, что
покойник где-то здесь: вынырнет снова из ночного мрака моей
крохотной комнаты и злобно повиснет у меня на руке!..
Будто он притаился и ждет, когда я закрою глаза… 'Отчего
он так на меня зол?.. — раздумывал я, продолжая лежать в
оцепенении на диване. — В какой лучший мир он меня тащил?!
Все… Больше я не пойду к нему на могилу — никогда! Дьявол
какой-то!..
Господи!.. Избавь меня от лукавого! Прости, если в чем
согрешил, и помоги, и укрепи!..' Впрочем… Надо самому себя
укрепить!..
Что это я, совсем раскис и ошалел от страха!
Я тут же встал с дивана, подошел к окну, отдернул тяжелую
штору. Но узорчатые снежные занавески на стеклах отдернуть
нельзя было: из-за них не видно улицы… Я приоткрыл форточку,
достал сигарету из ячейки отопительной батареи под
подоконником, я там сушил целую пачку, и закурил; ночной зимний
холод облил мне лицо, плечи, грудь, он стекал по ногам, и
теперь я будто стоял в незримой, ледяной луже по щиколотку. Дым
от сигареты уползал из комнаты в черную отщелину неба над моей
головой. 'Обычный сон… — думал я. — Это обычный сон… Но
когда же… Когда же я смогу выйти из тела!..' Я выбросил
окурок в форточку и закрыл ее, задернул штору, прошел через
комнату, и лег на диван, и укутался теплым одеялом. Я не уловил
момент, когда уснул снова!..
Утром, в семь часов, меня разбудил будильник.
В девять я собирался посетить отделение милиции;
документы, требуемые от меня следователем Васильевым, теперь
лежали приготовленные во внутреннем кармане моей куртки. Чтобы
ничего не забыть поутру, я позаботился об этом еще с вечера, но
нынче у меня появился иной план. Я решил не направляться сразу
же к следователю, а прежде заглянуть с этими документами на
прием к начальнику отделения милиции, некоему Липкину, —
именно эта фамилия значилась у меня в качестве подписи на моей
недавней повестке, я