со следователем, что главная виновница
пропажи откатает свои отпечатки через пару дней, как
успокоится.
Гадостно, неприятно и мерзко откатывать свои отпечатки
пальцев! Меня посадили за стол, какой-то парень в штатском
каждый мой палец усердно пачкал в чем-то черном и прикладывал к
листу бумаги, разлинованному на ячейки. У меня взяли даже
отпечатки ладоней. Потом этот в штатском куда-то ушел
ненадолго, вернулся, извинился и снова стал откатывать мои
отпечатки на другом листе.
— Начальнику не понравилось, — объяснил он. — Ладони
получились не четкими. И опять я морщился и меня даже
подташнивало.
Когда все закончилось, мне дали небольшую картонную
коробку с порошком для мытья рук и полотенце.
За этот день я так переутомился, что когда уже вечером
возвращался домой, все время оглядывался назад. Мне чудилось,
что за мною следят, незримо идут по следам. И хотя я был
полностью уверен в себе, в голову все же лез какой-то бред! 'А
вдруг как участковый дознался у Кати обо всем! А магнитофон —
предлог… Отпечатки взяли специально!.. Если так, то я —
пропал… Господи! Только бы все обошлось…'
У моего подъезда на крупной деревянной лавке сидели две
бабки. Они были в валенках, затертых шубах из черного каракуля,
в пуховых платках! Вокруг все обледенело, снег порошит, а эти
сидят! Я их ненавидел!..
Одна из них, толстая, низкорослая, любительница ходить в
гости из квартиры в квартиру по всему нашему дому,
выспрашивать, осведомлять, словом, переносчик заразы! Другая
занималась тем же самым, но выглядела иначе: худая, высокая,
детвора так ее и дразнила — 'Щепка'.
В последнее время я стал замечать удивительное: как только
у меня появлялось плохое настроение или же я испытывал некую
духовную неуютность, физическое недомогание, так эти две бабки
обязательно попадаются мне на глаза! Они будто чувствуют мое
отвратительное состояние, будто нагоняют его на меня исподволь
из своих квартир, а потом выходят посмотреть: как я там себя
чувствую! От одного только вида этих особ у меня возникала
раздражительность, агрессивное сопротивление и неприятие! Это
происходило еще и оттого, что очень часто я проходил мимо них и
здоровался, а они промолчат, сделают вид, что не услышали или
же заговорились.
Я перестал с ними здороваться! Всегда молча проходил мимо.
Но они окликали меня ехидно, словно посмеиваясь, будто мимо
прошел ненормальный! Еще бы! По их понятию, если парню за
тридцать и он не женат, значит, тут что-то неладное! В их тоне
звучала убежденная, якобы здравомыслящая снисходительность к
убогому! А может, это мне просто казалось? Все может быть.
Только в одном я уверен: человек неминуемо чувствует
недоброжелательность…
Эти две бабки являлись для меня словно лакмусовой бумагой
моего состояния, энергетической силы и независимости. Наверное,
у каждого человека есть подобные бабки или другие люди,
предметы, но не каждый человек обращает на это внимание. А
может, я жертва отзывчивого воображения.
Они, эти бабки, сидели сегодня на лавке.
Меня обдало жаром, когда я их увидел. Мой взгляд забегал
по сторонам, меняя объекты своего внимания, будто выбирая, на
чем остановиться, но все вокруг было словно перепачкано
нестерпимо-ощутимым присутствием этих двух несносных старух!
Прошмыгивая мимо своих одухотворенных врагов, я вспомнил
один прием и стал смотреть прямо перед собой, но только усилием
воли понизил резкость изображения в глазах. Это мне очень
помогало! Мир становился расплывчатым, менее реальным.
— Здравствуйте, Сереженька, — снова ехидность
послышалась мне вслед. — Что же ты проходишь и не
здороваешься?!
… Я поднимался по лестничной клетке, грустный,
опустошенный. Хотелось есть, даже ноги и руки дрожали.
Где-то впереди неожиданно открылась чья-то дверь.
— Сережа, — услышал я голос Вики.
— Да… — среагировал я и пошел на открытую дверь. Я
боялся выглядеть резким — Вика обняла меня приветливо, но
настороженно.
— Сережа, — прошептала она, — сегодня тобою
интересовалась милиция.
— Как? И здесь тоже? — с печальной покорностью спросил
я. Теперь Викино лицо туманилось перед моими глазами.
— Ты что, выпил? — робко поинтересовалась