что, козел, на меня там проорал? — на этот раз не
так уже громко рявкнул он.
— А за что ты меня в живот ударил? — сдавленно
встрепенулся я.
— Ты, да я тебя щас прямо здесь грохну! — припугнул он.
— Слушай, может, хватит? Что ты ко мне пристал? —
вежливо ответил я.
— Ты же сказал, что ты друг? — буксовал парень.
— Да, мы дружили с Тарасом, — снова доказывал я, — но
потом он сам от меня отошел. В последние годы, перед его
тюрьмой, мы с ним только издалека и здоровались…
— Ну ладно… Давай выходить! — потребовал парень.
Троллейбус остановился. Пассажиры провожали меня печально
и обреченно. Мы с парнем вышли на остановку.
Отсюда пешком напрямик мне было добираться домой минут
двадцать.
— Не бойся, — успокоил меня парень, — я больше тебя не
трону… У меня такой же, как ты, остался там, за стеной…
Мы углубились в ночь притихших двориков микрорайона.
— Ты что, сидел? — поинтересовался я на ходу.
— Да, месяц как откинулся, — ответил он.
— А где ты сидел?
— На 'сухом'.
— И много?
— Три года.
— А за что?
— Пластилин в кармане был…
— Ясно, — грустно сказал я.
— Тарас, он здесь, в десятке сидит, — пробурчал парень,
— говорят, что его 'опустили' и у него крыша поехала.
— Да, — сказал я, — я слышал об этом. Это очень
печальные вещи…
Некоторое время мы шли молча.
'А в сущности, что такое страх? — рассуждал я про себя.
— Промежуток между трусостью и гордыней? Оплот
нерешительности? В страхе можно и убить, и убежать… А может,
страх — это островок безопасности посреди шумного шоссе?
Стоишь на таком островке: опасно и вперед, и назад… Два
смертоносных для тебя движения, и впереди, и сзади… Впереди
— гордыня, позади — трусость… Гордыню всегда сломить
хочется, а трусость убивает тебя сама изнутри, и она очень
отвратительна со стороны! Что трусливый, что гордый — одно и
то же! И то и другое противно. И то и другое вызывает какой-то
безумный, кровавый экстаз у зла, нападающего на них. А вот если
человек находится в состоянии страха, не трусости или гордыни,
а именно страха, но всем существом своим пытается преодолеть
его — это сразу же видно со стороны! Не тронет зло такого
человека. Только преодолевать страх надо не в сторону гордыни
или трусости, а через человечность свою…'
И тут мне вспомнились сегодняшние слова Корщикова:
'Важно выработать в себе бесстрашие!.. Не то бесстрашие,
которое возникает в какой-то ситуации на короткое время, ибо
это — фанатизм, а он непредсказуем, а то истинное бесстрашие,
что всегда является состоянием твоей личности. К такому
бесстрашию надо стремиться. Такому бесстрашному человеку ничего
не встречается злого на пути, все злое само обходит его
стороной. Для этого трусость и гордыня — всегда заметны. А
истинное бесстрашие для всего злого становится невидимкой.
Вокруг бесстрашия — всегда тишина, покой, уверенность и
радостность… А еще, никогда ни о чем не пожалей, Сережа, —
важна не сама ситуация и ее переживания, а важно — твое
отношение к ней…'
Ведьма
В этот день я задержался, как это нередко бывает, весьма
надолго в кинотеатре. Давно закончился последний сеанс, и все
работники разошлись по домам. А мне было приятно просто
посидеть в своем рабочем кабинете, просто понаходиться в нем
при свете неяркого ночника, подумать, поразмышлять.
Приходят такие моменты, когда хочется побыть в более
масштабном одиночестве, чем твоя квартира, где и за стенкой и
под полом — люди, и это призрачное одиночество больше
расшатывает нервы, нежели очищает и устремляет тебя…
В этот ночной час даже на улице в беседках кинотеатра за
вьющимся диким виноградом все умолкло. Через открытую форточку
была слышна тишина этих беседок…
Я долго сидел и вдумчиво наслаждался светом ночника,
причудливо преобразившим кабинет. Потом я встал с кресла, вышел
из-за стола, чтобы немного походить по кабинету. Все-таки мне
нравилось находиться совершенно одному в большом здании с
онемевшими комнатами. Это ощущение пространственной пустоты,
целого двухэтажного здания, позволяло мне дышать и мыслить
свободно. Ведь случись так, что сейчас в какой-нибудь из комнат
кинотеатра