тебя
призрачности. Поверьте, в магии, например, это очень важное
обстоятельство.
— Ну, это в магии, а в жизни все, скорее, наоборот, —
возразил я. — Хотя, про себя, мне именно так и хотелось
думать!
— Одни говорят — магия, другие говорят — жизнь. В чем
разница? Суть одна. Названия — разные, — пояснил Корщиков.
— Ну, уж я не соглашусь с вами, что жизнь и магия — одно
и то же.
— Согласитесь или нет, от этого суть все равно не
изменится, — сказал Корщиков. Он абсолютно уверенно посмотрел
мне в глаза.
Все-таки пауза великая вещь! Ничего на свете нельзя делать
без пауз. А разговор без пауз — не разговор, а так,
информативное общение, и только… Я молчал с полминуты.
— Вы можете смело расспрашивать меня по своему
усмотрению, — предложил Корщиков.
— Вы знаете, — сказал я, — не люблю 'вечера вопросов и
ответов'.
— Понимаю, — кивнул Корщиков, — чувствуете
напряженность? Ну, что ж…
— Совершенно верно, чувствую!
— Тогда… Спрошу я. Можно?
— Спрашивайте.
— Хорошо… Что побудило вас заинтересоваться Шмаковым,
ну и так далее?
— Э-э… Как вам сказать… Мне порою кажется, что тяга к
необычному у меня в крови, она скорее неосознанная, чем
направленная, и больше символична, чем рассудительна… Здесь и
вера в Бога, и в приметы, ну и конечно же состояния восторга,
радости, таинственности, если хотите, — даже страха!
Корщиков улыбнулся, но как-то по-доброму, и эта улыбка
меня ничуть не смутила.
— Например, в детстве, — продолжал я, — каждое лето я
проводил у своей бабушки в деревне. Напротив ее двора жила
одинокая старая женщина — настоящая монашка! — баба Домна…
Она никогда в жизни не была замужем! Я часто бегал к ней в
гости, через дорогу, и подолгу засиживался за чтением Евангелия
и других священных книг. А рассказывала баба Домна так
интересно о жизни святых и Христа! Царство ей небесное, пусть
ей земля пухом будет… — я приумолк.
— Да… Впечатления детства, — медленно проговорил
Корщиков, — но это, — предрасположенность души, а в чем же
мелодика вашего интереса?
— Мелодика?
— Да, мелодика, — подтвердил Саша.
— Не так давно, — сказал я, — я узнал, что мой
двоюродный дед был колдун!
— Аня рассказывала мне об этом, — остановил меня
Корщиков.
Снова наступила пауза. Я раздумывал: говорить о Наташе или
не говорить?..
— Говорите, говорите! — возник неожиданно голос
Корщикова. Я удивленно посмотрел на Сашу:
— У меня создается впечатление, что вы даже знаете, о чем
я должен говорить! — сказал я.
Корщиков промолчал…
— Ну, хорошо… — решился я. — Понимаете, Саша, у меня
есть девушка. Божественно красива, неземная душа… Я люблю
ее… Мы познакомились во сне… А на другой день узнали друг
друга наяву, как старые знакомые!.. В этой истории я так
запутался.
— Не переживайте… Если вам суждено, — разберетесь, —
сказал Корщиков, — все зависит от вас самих. А раз началось,
значит — суждено!
Он смотрел мне в глаза совершенно спокойно, уверенно,
непоколебимо, а я только посматривал в его глаза, как бы
заглядывая на мгновения…
— У меня был друг, — продолжал я, — он давно умер, но
он приходил ко мне во сне и показывал, как они живут. Там я и
познакомился с Наташей.
— Так ту девушку зовут Наташа? — спросил Корщиков.
— Да. Ее зовут Наташа.
— Что ж, такое бывает, — определил он, и тут же, как-то
особенно оживившись, спросил: — Вы что-то хотели у меня
спросить вчера в лаборатории?..
— Да, я хотел попросить вас рассказать о Священной книге
Тота, — ответил я.
— О Священной книге Тота можно говорить часами, если не
веками. Ведь это — самая древняя книга на Земле!
Корщиков поднялся со стула, продолжая смотреть на меня.
Его правая рука неподвижно висела от плеча. Потом он сделал
несколько шагов от стула, постоял у книжного шкафа и снова
вернулся и сел на стул. Я молча ожидал…
— Мой экземпляр Священной книги Тота сегодня у приятеля,
но это не беда! Я перескажу вам кое-какие соображения по поводу
ее происхождения и значимости, основываясь на вступительном
слове Владимира Шмакова.
Саша помедлил еще несколько секунд… Я уловил в глазах
Корщикова