— Но я же не принимаю в партию, Аня, — возразил я еще
раз.
— Не волнуйся, директор, я не сомневаюсь, что в партию ты
не принимаешь. Речь идет о другом. Мне приходится существовать,
а не жить полной духовной жизнью, третий год я уже на заводе,
здесь, на бетонном — лаборанткой! Рабочих в партию принимают с
меньшими лимитами. Через месяц заседание парткома: будет
решаться и мой вопрос о переводе из кандидатов…
— Но я не влиятельный человек на заводе, Аня.
— То, что ты не влиятельный, я знаю… Но начинаю
понимать, что ты еще вдобавок и нетерпеливый!
— Извини, слушаю дальше, — определился я.
— Все бы хорошо, — продолжала Аня, — но у меня есть,
так сказать, партийное задание, сколотить художественную
агитбригаду на заводе — тогда переведут в члены!
— Ну, хорошо, а чем я могу быть тебе полезен в этой
ситуации?
— Как тебя зовут? — вот уж совсем неожиданно спросила
меня Аня.
— Сережа, — ответил я с тем удивлением, что ведь до сего
момента она, действительно, не знала моего имени…
— Сережа, — жалобно обратилась ко мне Аня, —
агитбригаду я уже сколотила, но у меня во время ее выступления
согласно сценарию из парткома, рефреном демонстрируются кадры
одного документального фильма, а наша киноустановка,
передвижная…
— 'Украина', что ль? — спросил я, начиная понимать, в
чем дело.
— Да, кажется, 'Украина', — ответила Аня. — Она
поломалась. У тебя в кинотеатре — есть такая установка, мне
подсказали в парткоме.
— Есть, — покровительственно подтвердил я.
— Выручи, Сережа. Мне нужна она будет только два раза:
показать выступление представителям парткома и отстреляться на
отраслевом смотре художественной самодеятельности.
— Хорошо, — обрадовался я. Представлялась возможность
продолжить наше знакомство!.. И я протянул Ане чистый лист
бумаги и ручку. — Вот, — предложил я, — напиши, куда и когда
надо будет привезти установку.
Я провожал Аню. На ступеньках кинотеатра мы остановились.
— Вот что, Сережа, — вдохновилась она, — поскольку мы с
тобой волею судьбы еще не раз встретимся, дам-ка я тебе
почитать сборник рассказов. Они написаны одним очень близким
мне человеком. Это вот, — она вытащила из своей сумочки
книжицу небольшого формата в красном переплете и по-дала ее
мне, — держи, они никогда не были официально опубликованы,
всего лишь отпечатаны на пишущей машинке!
Я бегло пролистал ее.
— Спасибо, почитаю, — сказал я.
Мы попрощались. Девушка решительно спустилась по
ступенькам кинотеатра и направилась через площадь к
троллейбусной остановке.
Я следил за ней озадаченным взглядом и чувствовал себя
снова неким загустевшим существом. Но обнаружил себя стоящим с
книжкой под мышкой когда мимо меня по ступенькам поднималась с
заплаканными глазами, причитая на ходу, уборщица Лидия
Ивановна.
— О, Господи! Горе-то, Сергей Александрович, —
обратилась она ко мне. — А я вечером хотела 'горько' кричать,
у Наталки… Кровоизлияние в мозг! В больнице теперь,
бедненькая… Господи! Чем кончится-то все это? Помоги ей,
Бог!.. Невестушка, а свадьбы не вышло…
В тот же день
В тот же день, в день, как я буду понимать позже, —
начала великого пути Посвящения, — в день беды на площади,
стало по иному высвечиваться не только личное, но и мое
общественное, служебное…
— Сергей Александрович! — окликнул меня в малом фойе
киномеханик Палыч, — до каких пор это будет продолжаться?!
— Что случилось? — опешил я перед подобным тоном. Раньше
Палыч никогда еще не позволял себе, по крайней мере со мной,
так себя вести…
— Где ваш художник?! — прокричал требовательно Палыч и
состроил мне мерзкую гримасу.
— Во-первых, Палыч, я не шестилетний мальчик и не надо на
меня кричать. Во-вторых, зачем он, художник, вам вдруг так
скоропалительно понадобился? И, в-третьих, это вовсе не мой
художник, а художник нашего кинотеатра! — я немного разозлился
на последней фразе, а Палыч этого словно ожидал, как добычу!
— Нашего, вашего, — вы директор, вы и отвечать будете!
— Перед кем и за что? — возмутился я.
— На завтрашний день, да будет вам известно — рекламы
нет!
— Как нет?! — удивился я.