отбивая ритм пальцами на краю стула.
Его глаза сияли. Казалось, они искрятся. Он усмехнулся и покачал головой.
— Ты не слушаешь меня, — сказал он улыбаясь. — Слушаю, у меня нет
никаких проблем, — сказал я, но не очень убежденно. — Тональ — это остров, —
объяснил он. — лучший способ описать его, это сказать, что тональ — вот это.
Он очертил рукой середину стола.
— Мы можем сказать, что тональ как вершина этого стола, остров, и на
этом острове мы имеем все. Этот остров фактически мир.
Есть личные тонали для каждого из нас и есть коллективный тональ для
всех нас в любое данное время, который мы можем назвать тоналем времен.
Он показал на ряд столов в ресторане. — Взгляни, каждый стол имеет одни
и те же очертания.
Определенные предметы есть на каждом из них. Индивидуально они, однако,
отличаются один от другого. За одними столами больше людей, чем за другими,
на них разная пища, разная посуда, различная атмосфера, и однако мы должны
согласиться, что все столы в ресторане очень похожи. Та же самая вещь
происходит с тоналем. Мы можем сказать, что тональ времен это то, что делает
нас похожими. Точно также, как все столы в этом ресторане похожи. Каждый
стол, тем не менее, это индивидуальный случай, точно так же, как личный
тональ каждого из нас. Однако, следует иметь в виду тот важный момент, что
все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, находится на острове тоналя.
Понимаешь, о чем я говорю?
— Если тональ это все, что мы знаем о нас и нашем мире, что же такое
нагваль?
— Нагваль — это та часть нас, с которой мы вообще не имеем никакого
дела.
— Прости, я не понял. — Нагваль — это та часть нас, для которой нет
никакого описания. Нет слов, нет названий, нет чувств, нет знания.
— Но это противоречие, дон Хуан. По моему мнению, если это не может
быть почувствовано, описано или названо, то оно не может существовать.
— Это противоречие только по твоему мнению. Я предупреждал тебя ранее,
чтобы ты не пытался сбить самого себя с ног, стараясь понять это.
— Не говоришь ли ты, что нагваль это ум? — Нет, ум — это предмет на
столе, ум — это часть тоналя.
Скажем так, что ум — это чилийский соус. Он взял бутылку соуса и
поставил ее передо мной. — Может нагваль — душа? — Нет, душа тоже на столе.
Скажем, душа — это пепельница. — Может это мысли людей? — Нет, мысли тоже на
столе. Мысли как столовое серебро.
Он взял вилку и положил ее рядом с чилийским соусом и пепельницей.
— Может быть это состояние блаженства, неба? — И не это тоже. Это, чем
бы оно ни было, есть часть тоналя. Это, скажем, бумажная салфетка. Я
продолжал перечислять возможные способы описания того, о чем он говорит:
чистый интеллект, психика, энергия, жизненная сила, бессмертие, принцип
жизни. Для всего, что я называл, он нашел предмет на столе как противовес и
ставил его передо мной, пока все предметы на столе не были собраны в одну
кучу.
Дон Хуан, казалось, наслаждался бесконечно. Он хихикал, потирал руки
каждый раз, когда я называл другую вероятность.
— Может быть нагваль — высшее существо, всемогущий бог? — спросил я.
— Нет, бог тоже на столе. Скажем так, что бог — это скатерть. Он сделал
шутливый жест для того, чтобы скомкать ее и положить с другими предметами
передо мной.
— Но значит ты говоришь, что бога не существует? — Нет, я не сказал
этого.
Все, что я сказал, так это что нагваль — не бог, потому что бог
является предметом нашего личного тоналя и тоналя времен. Тональ является,
как я уже сказал, всем тем, из чего мы думаем, состоит мир, включая бога,
конечно.
Бог не более важен, чем что-либо другое, будучи тоналем нашего времени.
— В моем понимании, дон Хуан, — бог — это все. Разве мы не говорим об
одной и той же вещи?
— Нет, бог это только все то, о чем мы можем думать, поэтому, правильно
говоря, он только другой предмет на этом острове. Бога нельзя посмотреть по
собственному желанию, о нем можно только говорить. Нагваль, с другой
стороны, к услугам воина. Можно быть его свидетелем, но о нем нельзя
поговорить.
— Если нагваль не является ни одной из тех вещей, которые я перечислил,
то может быть ты сможешь рассказать мне о его местоположении. Где он?
Дон Хуан сделал широкий жест и показал на область за границами стола.
Он провел рукой, как если бы ее тыльной стороной очищал воображаемую
поверхность, которая продолжалась за краями стола.
— Нагваль там, — сказал он. — там, окружающий остров. Нагваль там, где
обитает сила.
Мы чувствуем с самого момента рождения, что есть две части нас самих. В
момент рождения и некоторое