ждать такого внутреннего голоса, то я
никогда не увижу его вновь.
— Ты бы удивился тому, насколько хорошо можно действовать, когда тебя
припрут к стене — сказал он.
Он поднялся и поднял охапку дров. Несколько сухих палок он положил на
глиняную печь. Пламя отбрасывало на землю желтоватые отблески. Затем он
потушил лампу и сел на корточки перед своей шляпой, которая накрывала тот
рисунок, что он сделал на пепле.
Он скомандовал мне сесть спокойно, выключить свой внутренний диалог и
удерживать мои глаза на его шляпе. Несколько секунд я боролся с собой, а
затем почувствовал ощущение парения или падения со скалы. Казалось, меня
ничего не поддерживало, или я как бы не сидел вообще, или не имел тела.
Дон Хуан поднял свою шляпу. Под ней были спирали пепла. Я смотрел на
них, не думая. Я видел, что спирали двигаются и ощущал их в своем животе.
Пепел, казалось, собирался в груду, затем он взметнулся, развеялся и
внезапно дон Хуан оказался сидящим передо мной.
Это зрелище мгновенно вернуло мой внутренний диалог. Я подумал, что
должно быть заснул. Я начал прерывисто дышать и попытался открыть глаза, но
мои глаза были открыты.
Я слышал, как дон Хуан говорит мне встать и подвигаться. Я вскочил и
побежал на веранду. Дон Хуан и дон Хенаро побежали за мной. Дон Хуан принес
свою лампу. Я не мог перевести дыхание. Я попытался успокоиться так, как я
это делал раньше, выполняя бег на месте и обратясь лицом к западу. Я поднял
руки и начал дышать. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и сказал, что эти
движения делаются только в сумерках. Дон Хенаро закричал, что для меня это
сумерки, и они оба начали смеяться. Дон Хенаро побежал к кустам, а затем
прыгнул обратно на веранду, как если бы он был привязан к огромной резиновой
ленте, которая растянулась, а затем дернула его обратно. Он повторил это
движение три-четыре раза, а затем подошел ко мне. Дон Хуан смотрел на меня
пристально, хихикая как ребенок.
Они обменялись незаметными взглядами. Дон Хуан громким голосом сказал
дону Хенаро, что мой разум опасен и что он может убить меня, если он не
усмирен.
— Бога ради! — воскликнул дон Хенаро ревущим голосом. — убери его
разум!
Они подпрыгивали и смеялись как два ребенка. Дон Хуан усадил меня под
лампой и вручил мне мой блокнот.
— Сегодня мы действительно дурачим тебя — сказал он заговорщицким
тоном. — не бойся, Хенаро прятался под моей шляпой.
* ЧАСТЬ II. Тональ и нагваль *
Надо верить
Я шел к центру города по улице Пасео де ля реформа. Я был утомлен.
Высота города Мехико без сомнения была с этим связана. Я мог сесть на
автобус или такси, но каким-то образом, несмотря на мою усталость, мне
хотелось пройтись. Это был воскресный день. Движение было минимальным и все
же выхлопные газы автобусов и автомашин с дизельными двигателями делали
узкие улочки центрального района города похожими на ущелья смога.
Я пришел к Сокале и заметил, что кафедральный собор Мехико, казалось,
более обветшал за последнее время с тех пор, как я его видел. Я несколько
углубился в огромные холлы. Циничная мысль мелькнула у меня в голове.
Оттуда я направился на базар Лагунилья. У меня не было никакой
определенной цели. Я шел бесцельно, но хорошим шагом, ни к чему в
особенности не приглядываясь. Кончил я тем, что остановился у прилавка
старых монет и подержанных книг.
— Привет, привет! Смотри-ка, кто здесь! — сказал кто-то слегка хлопнув
меня по плечу.
Голос и восклицания заставили меня повернуться. Я быстро повернулся
направо и от удивления разинул рот. Человек, заговоривший со мной был доном
Хуаном.
— Боже мой, дон Хуан! — воскликнул я и дрожь прошла у меня по телу с
головы до ног. — что ты делаешь тут?
— Что ты делаешь тут? — ответил он как эхо. Я сказал, что остановился в
городе на пару дней, прежде чем отправиться в горы центральной Мексики на
поиски его.
— Что ж, скажем тогда, что я спустился с этих гор найти тебя, — сказал
он улыбаясь. Он несколько раз похлопал меня по плечу.
Казалось, он был рад меня видеть. Он положил руки на бедра и раздув
грудную клетку спросил меня, нравится ли мне его внешний вид. Только тут я
заметил, что он одет в костюм. Весь груз такой несообразности обрушился на
меня. Я был оглушен.
— Как тебе нравятся мои такуче? — спросил он, сияя.