чешуи, обвивавших ствол яблони, заиграл живее, то вспыхивая багряно, то багрово темнея, и поднялись полуопущенные веки, чтобы заглянуть змеиным глазом под утесы бровей Горы-Человека.
— Это ты, Форкид? — спросила Гора.
— Это я, Атлант,— ответил Змей. И титан смотрел на титана. Они оба из Счастливой Аркадии.
— Теперь ты червь,— сказал Атлант. .— Теперь… я червь,— сказал Ладон. И титан смотрел на титана.
— Как будто снег на твоих волосах. Атлант. И темная тучка спит на снегу.
— Пусть спит моя дочь. У Атланта нет других дочерей. Плеяды у богов, на небе. И титан смотрел на титана.
— Сторожишь, Ладон?
— Сторожу.
Небо было лазурно и трава изумрудна, как всегда.
— Дай мне три золотых яблока,— сказал Атлант. И его каменные, сложенные ребром друг к другу ладони протянулись ближе к стволу.
Заиграло все тело дракона мириадами красок, словно дождь радости брызнул рубинами по всей чешуе; и глаза, как два горна,— огнем.
— О Атлант, почему же ты молчал! Тартар поднялся? Вернулись титаны? Ураниды жаждут яблок Геи? Я сберег их, титан. Пришел час?
Но Гора-Человек покачал печально головой:
— Пришел ли час? Не знаю. Геракл пришел. Дай мне три золотых яблока. Я за ними к тебе.
Оторвалась от дерева шея великана Змея, разом грозно взвилась, раздулся гребень надо лбом, и валами пошли, вздымаясь, разворачиваясь из глуби земли, громады-кольца змеиного тела.
— Атлант, Атлант, Атлант! — трижды прохрипел угрожающе Змей.— Кто послал тебя в сад Гесперид? От богов ты, Небодержатель? Ты с Кронидами? С ними? Отойди от дерева, Гора.
Но Гора-Человек остался стоять. Лишь сказал:
— Не буди мою тучку. Не с богами Атлант. Я — титан. Усмирись и смири свои кольца. Хочешь ты уберечь этот сад? Что ж, будь Стражем! Только дай мне три золотых яблока с дерева.
Потускнели рубины на сверкающем теле Стража яблони. Посерел он весь — и осел.
Была у яблони ветвь, и не ветвь, а дарящая рука, серебром протянутая далеко от ствола. И висело на ее самом маленьком пальце три яблока на одной ножке.
На эту ветвь положил опущенную голову Змей.
— Почему же не рухнуло небо, Атлант? — спросил титана печально Ладон.— Ведь ты здесь? Кто же держит небо?
— Геракл держит небо.
Все умолкло в саду Гесперид. Будто листья, цветы, и травы, и пески — все живое потеряло свой голос. И, как вздох из подземного мира, прозвучал шепот Ладона:
— Это ты сказал о Геракле, Атлант?
— Я.
— Кто же он? От кого? Он от Зевса? Новый бог? Или больше чем бог?
— Он? Он сам от себя, как ты, как я.— И титан посмотрел на титана.— Он — сын Зевса. Но нет от богов ему помощи. Я пришел, чтобы он не пришел. Так хотел Прометей. Он не знает пути к Саду, но он найдет. Ладон, перед ним отступают и боги. Сам Аид отступил.
— Он бессмертен?
— Он смертен.
И тогда показалось Ладону, будто стал Атлант ниже ростом, будто сутулее стали его плечи, и глубже морщины, и круче склонилась голова, и будто в мудрых глазах титана не могла чего-то понять его большая мудрость.
И тогда показалось Атланту, будто меньше стал Змей-великан, и уже и мельче стали извивы колец его тела, и слабее обхват их, и будто багрец и пурпур, пролитые на Змея Зарей и Закатом, стали странно землисты, словно червь пожирал в нем титана. И еще показалось Атланту, будто он читает в мудрых глазах Змея, что не может чего-то разрешить и его змеиная мудрость.
И вот прозвучал голос Змея:
— Смертный держит небо с богами. Что же тогда титаны?
И услышал:
— Мы не нужны. Не восстанут больше титаны никогда. Мир их кончен. На одном плече держит он небо.
— Только боги нужны? Крониды?
— Не нужны и боги. Он и богов побеждает. Неприкованный держит он небо, потому что он — Сила. И угрюмо прохрипел Змей:
— Да, теперь я знаю Геракла,— и снизу посмотрел на Гору-Человека.
Посмотрел Змей и подумал: 'Не нужна ты миру, Гора'.
И то же подумал о титане-драконе Атлант, кинув взгляд на него сверху: 'Не нужен ты Саду, Страж яблок. И яблоки — только золотые игрушки богов. Не живой, а мертвой водой поит яблоню ключ преисподней'.
Умолкли титаны. Так глубоко молчали, будто их голос утонул в океане.
— Ты стар, Атлант,— сказал Ладон.
— Теперь время оседает на мне. Не скользит, как бывало, мимо… Тебе снится Аркадия, Ладон?
—