Шкала жизненных ценностей

Дух животворит, плоть не пользует

ни мало; слова, которые говорю Я вам,

суть дух и жизнь.

Евангелие от Иоанна, гл. 6, ст. 63

Совесть есть глубина личности,

где человек соприкасается с Богом.

Н.А. Бердяев

В стихотворении В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?» крошку-сына очень интересуют вопросы, вынесенные в заголовок произведения, с которыми он и обращается к отцу. Под влиянием отеческой лекции малолетний человечек, еще едва способный хоть что-то анализировать и сравнивать, делает, тем не менее, зрелый моральный вывод: «Буду делать хорошо и не буду – плохо». Это решение есть первое достижение человека на долгом пути нравственного самосовершенствования. Что ж, «даже самая длинная дорога начинается с первого шага», – тонко замечает мудрый Восток.

В рассматриваемом стихотворении обращают на себя внимание два, на мой взгляд, принципиальных момента. Во-первых, вполне осознанное (мы не знаем под влиянием чего), выношенное желание «крохи» стать лучше, чем он есть. Во-вторых, вера в авторитет отцовских определений относительно того, что есть «хорошо» и что – «плохо» (естественно, в терминах, доступных ребенку).

Вывод, вложенный В. Маяковским в уста «младенца, глаголящего истину», созвучен призыву апостола Петра: «Уклоняйся от зла и делай добро» (1Пет. 3,11). Но апостольская заповедь обращена все-таки не к малолетним детям, начинающим жизнь «с чистого листа», а скорее к их родителям и вообще к человеку с уже сложившейся нравственной ориентацией, которого не обуревают приступы детского и юношеского максимализма. Петр призывает сделать решительный внутренний шаг в направлении духовного совершенства. В сущности, это переход на новый принцип нравственного бытия, поскольку старый, воплощенный в законе Моисея, сводился лишь к тезису: «Не делай другому зла».

Однако для этого в качестве первичного условия необходимо внутренне же и прозреть, определиться с личными критериями добра и зла и уж только затем решать: от чего уклоняться и чему следовать.

Шкала жизненных ценностей – это детище троичной структуры человека, итог деятельности всех планов его триады. Формируется она нашим внутренним «третейским судьей» – нашей душой. Именно она устанавливает на каждом этапе жизни человека, что лично для него важно, а что – нет; что следует считать ценным, а что – вредоносным или по меньшей мере бесполезным. На душевном плане производится не только анализ «содержимого» посылок верхнего (духовного) и нижнего (физического) планов, планов-антагонистов, но и сопоставление с ценностями, уже закрепленными в качестве эталонов на некоей разветвленной вертикали нравственных приоритетов. Эта сложная система индивидуальных эталонов правильного и неправильного, хорошего и плохого, добра и зла, являющаяся своеобразным скелетом нашей души, и есть шкала жизненных ценностей конкретной личности. На этом своеобразном каркасе и покоится набор тех самых «своих аршинов», которыми мы, согласно поговорке, меряем не только поступки человека, но и его мысли и чувства. Отношение к себе мы так же пропускаем сквозь этот оценочный частокол.

В сущности, это мощный нравственный фильтр, стоящий между общим принципом «уклоняйся от зла и делай добро» и конструктивным решением «буду делать хорошо и не буду плохо». При этом, конечно, отфильтровываются только те решения, которые не расходятся с личными эталонами того, что есть хорошо и что есть плохо. В общем и целом, это, скорее, гибкий многофункциональный рабочий инструмент, а не набор закостенелых догм.

Несмотря на индивидуальную «окраску», шкала жизненных ценностей имеет общую для всех людей структуру, отражающую троичную сущность человека. В условно-образном виде – это разветвленная вертикаль. Ее верхняя, духовная зона уготована для ценностей, воспринимаемых «органом», находящимся вне физического тела человека (к примеру, чувство духовного голода).

В нижней, чувственно-материальной зоне ценностной шкалы «живет» все то, что воспринимается и оценивается нашими пятью органами чувств.

Между этими крайними зонами размещается соединяющая и одновременно разделяющая их область – зона морально-нравственных ценностей, являющихся, по сути, критериями самого понятия – Человек. Здесь происходит сравнение, принятие в себя или отвержение ценностей, «предлагаемых» и духом, и телом. Но поскольку «плоть желает противного духу, а дух противного плоти» (Гал. 5,17), то посылки эти, конечно, противоречивы. Тем не менее они способны уживаться в едином душевном пространстве человека в бесконечно разнообразных сочетаниях.

Шкалой жизненных ценностей как индивидуальным поведенческим кодексом обладает каждый человек, но далеко не каждый способен наблюдать ее в себе, как бы со стороны, а тем более критически оценивать. Некритическое же отношение к собственным мыслям, словам, поступкам и оценкам возможностей ведет к ложному самоутверждению, гарантирующему крушение жизненных идеалов, поскольку последние не выверены как ценности. «Как ни вредно непонимание самого себя и проистекающие отсюда колебания и частые ошибки в поведении, – утверждает Л. Тихомиров, религиозный мыслитель и философ истории, – все-таки гораздо страшнее утвердиться в ложном понимании себя. Это ложное понимание самого себя заставит потратить бесполезно уже не какую-нибудь часть своих сил, а ложно направить всю жизнь, все силы, то есть уже не просто ослабить, а совершенно погубить себя» [4], с. 258-259.

Внутреннее, духовное прозрение, когда тайное становится явным, дается человеку как откровение: или внезапное, подобно озарению (например, духовное преображение Савла в апостола Павла); или поэтапное, в результате добровольного самосовершенствования – длительной, последовательной работы наблюдательного и взыскующего ума. Но в любом случае осознание себя, своей внутренней троичной природы неизбежно приведет человека к переоценке нравственных стереотипов и, как следствие, – сознательному реформированию шкалы жизненных ценностей. Однако такое, к сожалению, – удел очень немногих. У большинства людей самосознание, самооценка, самоконтроль и другие позитивные «само», как правило, не участвуют в формировании нравственного облика в силу того, что они успешно подавляются стабильными негативными «само»: самодостаточностью, самодовольством и даже самовлюбленностью, то есть букетом пороков, составляющих понятие «природная самость». Поэтому расстановка (перестановка) жизненных ценностей «по вертикали» у таких людей носит вынужденный характер и обусловлена лишь возрастом и резкой сменой внешних обстоятельств: личных (семейная трагедия, ломка служебной карьеры) или общих, масштабных (война, стихийные бедствия, смена политического режима). Сознательный же, целенаправленный анализ сложившейся иерархии ценностей и, как следствие, ее корректировка подавляющему большинству людей абсолютно чужды как понятие.

Естественно, индивидуальные причины, влияющие на мобильность шкалы жизненных ценностей, впрямую связаны с последствиями общественных катаклизмов. Масштабные события, охватывающие огромное число участников (например, смена политического режима), в итоге формируют определенный ценностный императив, который выдается за общественную шкалу жизненных ценностей. Он насаждается в сознание людей посредством СМИ, реклам и других методов пропаганды. Навязываемые эталоны ценностей, в том числе и моральных, чаще всего противоречат устоявшимся, зафиксированным на индивидуальной ценностной шкале. Происходит болезненная ее деформация, ломка стереотипов добра и зла, разочарование в моральных устоях, считавшихся доселе непогрешимыми.

Все это – на земле: внешне все земные события вершатся, казалось бы, умами и руками людей. Однако во всем происходящем сокрыт промысел Божий: пришло время радикального изменения условий божественного эксперимента. Время на стыке его этапов (допустим, социализма и российского неокапитализма) и представляет наибольший интерес для Творца. Ведь главное, что изначально неведомо Господу Богу – это характер взаимодействия между плотской (прахом земным) и духовной (дыханием жизни) составляющими человека, души живой (Быт. 2,7). В переходные периоды эксперимента эти начала интенсивно сталкиваются друг с другом, выдавая новую для Творца информацию. Следовательно, шкала жизненных ценностей участника эксперимента во многом есть продукт условий, в которые он помещен Экспериментатором.

Образно говоря, индивидуальная шкала жизненных ценностей – это изначально чистый лист постоянных размеров, соответствующих формату жизненной программы конкретной личности. Ясно, что при таком условии введение в него новых ценностей не беспредельно. Придет время, когда оно может состояться лишь за счет вывода ценностей уже внесенных. Нельзя к тому же расширять одновременно духовно-нравственную и материально-чувственную зоны шкалы. Душа, наш третейский судья, не может раздвоиться в окончательном выборе доминанты ценностей, ибо «никакой слуга не может служить двум господам… Не можете служить Богу и маммоне» (Лк. 16,13). Например, в Мф. 19, 16-22 богатый юноша испытывает почти физические муки перед выбором, предложенным Христом: либо духовное совершенство ценой отказа от богатств земных, либо их сохранение ценой отречения навсегда от благ небесных.

Такой подход имеет место, скорее, как мировоззренческая позиция. Но в повседневно-бытовом аспекте все гораздо проще и даже примитивнее. Дело в том, что шкала жизненных ценностей, будучи детально развернутой «мелкозернистой» структурой, вместе с тем не имеет достаточно четких границ: представить себе пределы ее размытого контура совершенно не возможно. Да и надо ли? Ведь, работая с ней как с поведенческим кодексом, мы обращаемся, как правило, лишь к сравнительно узкому наработанному кругу ценностей, входящих в нее. (Примерно так заурядный фотолюбитель пользуется лишь минимумом возможностей из числа заложенных в дорогом фотоаппарате.)

Кстати, большинство людей живет по нескольким одинаково ценным для них, но разным по назначению сводам моральных норм: для себя (как должно мне относиться к другим); для других (как должно им относиться ко мне); для третьих лиц («вот, я бы на их месте…»). Это не двойные стандарты нравственных ценностей, как принято считать, а кривое толкование одних и тех же понятий.

* * *

Понятие «ценность», входящее в субъективную систему, составленную по принципу шкалы (от меньшей значимости к большей или наоборот), относится, естественно, к категории добра. Однако главной добродетелью является, на мой взгляд, способность человека ненавидеть зло и противостоять ему. По словам Н. Г. Чернышевского, «добро не возможно без оскорбления зла» (Цит. по [39], с. 226).

Итак, добро, искусственно сведенное человеком в систему жизненных ценностей, противоборствует врожденному злу, живущему в человеке «от юности его» и «во всякое время». Полем сражения является душа человека; цель сражения – подчинение ее, нашего третейского судьи, хотя бы частично и на время, своему влиянию. Так что, знание добра и зла, полученное в раю в виде сокрытых критериев, человек расширяет и углубляет в процессе их активного противостояния на проклятой Богом земле. Этим же неисчерпаемым источником информации пользуется и Творец-экспериментатор, пополняя Свои знания о человеке. Для расширения Своего арсенала Он периодически вмешивается в ход эксперимента, изменяя и дополняя его условия. Следовательно, в шкале жизненных ценностей человека наслаиваются устойчивые признаки минувших этапов божественного эксперимента. Обратимся к одному из них.

Ранее говорилось, что в целях повышения эффективности управления избранным народом, Бог в свое (ветхозаветное) время решил тщательно нивелировать шкалу жизненных ценностей всех «сынов израилевых». Заблокировав в человеческой триаде ее высший, духовный план и выхолостив из него индивидуальные представления человека о том, что есть добро и зло, Творец вменил людям единый Закон – развернутый поведенческий кодекс, который предписывал им под страхом смерти чтить только единого Бога; в отношении же людей достаточно вполне не мстить и не иметь «злобы на сынов народа твоего». В целом – это и есть добро по Закону.

Понятие же «добро» как благое деяние, мотивированное любовью, естественно, не могло стать нормой Закона, ибо последнему было чуждо само понятие «любовь». (Сказанное вскользь в Лев. 19,18: «Люби ближнего твоего, как самого себя» звучит совершенно нелепо в контексте всего Закона, основанного на страхе пред Богом, Который узурпировал по праву сильного абсолютно всю человеческую любовь. Что же может дать при этом человек – человеку? В лучшем случае – только не причинять ему зла). Исключив из буквы и духа навязанного Закона добро как понятие, Творец отрезал тем самым человеку путь к духовно-нравственному совершенству, по существу, обезглавил шкалу его жизненных ценностей. Резкое сокращение в ней зоны добра привело к сильному расширению зоны, нейтральной в отношении как добра, так и зла. (В иных условиях эксперимента – это естественный буферный участок шкалы, разделяющий добро и зло, где размещены ценности, не обладающие явно выраженными свойствами ни того, ни другого, разросшийся теперь до необычайных размеров.) На шкале морально-нравственных ценностей общества в целом со временем образовалось обширное пространство равнодушного потребления материальных благ, в котором все нравственные и духовные ценности неминуемо обезличиваются, «теряют в весе», растворяются, становясь не просто излишними, но подчас и вредоносными для психологии его обывателя. Единственными ценностями в этой обширной и бездушной зоне признаются, а потому усиленно насаждаются в умы и души людей, лишь ценности чувственные или же откровенно зоологические (в человеческой упаковке, конечно). Иными словами – ценности, адаптированные к потребностям нижнего физического плана человеческой триады, все более вырождающейся в уродливую диаду.

Прямое злодеяние в нейтральной зоне запрещено тем же Законом, но вполне допустимо косвенное – как следствие разрешенного неделания добра. А добро как таковое здесь выступает в относительной форме, ибо оно сводится не к благодеянию, а всего лишь к уклонению от злодеяния. Это неизбежно приводит к изменению морального климата общества, понижению «средней температуры» общения его членов. Теперь каждый из них всего лишь «тепл, а не горяч, и не холоден», по определению Христа в Откр. 3,16.

Лишь благодаря животворящей миссии Высших Сил, реализуемой Христом в эпоху Рыб, разблокируется духовный план триады, реанимируется его способность воспринимать благотворную энергию свыше. Инъекции этой исцеляющей энергии в душевный план неизбежно вызывают пусть и слабое, но просветление плана душевного и, как следствие, – очищение души от привычного страха перед законом. Это в свою очередь ослабляет ее привязанность к темному физическому плану с его низменными животными инстинктами. Начинается одухотворение души, длительный и трудный процесс спасения, а затем и гармонизации человеческой триады, что, по словам А. Меня, и означает Воскресение [3], с. 12.

Духовная встреча человека с Богом стала возможной благодаря нисхождению Бога на доступный для человека уровень, где он способен воспринимать Бога всем сердцем, душой и разумением своим. Сын Божий воплощается в Сына Человеческого, чтобы донести до людей исти-ну на человеческом же языке (примерно, как мудрый отец «крохи» у В. Маяковского разъясняет сыну «что такое хорошо и что такое плохо» в сравнениях, доступных малолетнему ребенку).

В результате переоценки ценностей приоритетными объявляются ценности духовно-нравственные, главной из которых признается Любовь – постулат, провозглашенный Самим Спасителем: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 15,12). Причем на самый высокий ценностный уровень Спаситель возносит самопожертвование: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13). В принципе же любое добродеяние, независимо от его масштабов и последствий, это всегда жертва, всегда отдача. Итак, формируется высший уровень нравственной зоны шкалы жизненных ценностей – уровень любви и добра, а шкала в целом вновь обретает явно выраженную троичную структуру. В этой организации ее нравственно нейтральная зона, разделяющая ценности духовного и материально-биологического свойства, хотя и несколько сужается за счет относительного расширения верхней зоны, но остается все же несоизмеримо шире последней. Естественно, в такой условно нейтральной зоне душа человека считаться нейтральной может тоже лишь условно: испытывая влияние ценностей противоположного свойства, она тяготеет к тем, которые ей ближе, к которым, как говорится, душа лежит. К каким же? Перенесемся в день сегодняшний.

* * *

Несложные наблюдения как за реальными живыми людьми вокруг нас, так и за людьми на телеэкране, убеждают нас в том, что в большинстве своем люди или не имеют даже зачаточного представления о духовных ценностях, или же откровенно, а подчас и весьма цинично, отвергают их в пользу ценностей материально-биологического свойства. Так что сегодня человек воспринимает мир как существо в большей степени зоологическое, нежели духовное. «Современная цивилизация является цивилизацией инстинкта», – заявил патриарх Кирилл в телепередаче «Слово Пастыря» от 9 января 2011 г. Исчерпывающая формулировка!

Еще две тысячи лет назад Христос призывал сравнительно небольшую аудиторию слушателей Нагорной проповеди: «Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7, 13-14). С тех давних пор врата, «ведущие в жизнь», значительно расширились, но многие тем не менее не вписываются в них. Сегодня всем без исключения доступны и развернутые в Евангелиях нравственные ориентиры, и пути восхождения к ним, но следует ими подавляющее меньшинство. Формальное же признание Христовых заповедей без веры в них, без осмысления их лишь усугубляет грех. «Если бы Я не пришел и не говорил им (народу – М. Г.), то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем», – говорит Христос Своим ученикам (Ин. 15,22). Слова Учителя остаются актуальными в полной мере и для наших современников.

Тенденция к восхождению человека в зону любви и добра, не говоря уж о самих духовных акциях, просматривается слабо. Но, справедливости ради, следует заметить, что и к падению в нижнюю зону, зону откровенно животных стереотипов поведения, тяготеют не столь уж многие людские души, хотя последних все же несоизмеримо больше, нежели душ, восходящих к духовным идеалам.

Подавляющее же большинство людей, в том числе и формально относящих себя к христианам, то есть носящих нательный крестик с распятием и залетающих изредка в храм, нравственно пребывает в той зоне ценностной шкалы, где, как уже говорилось, человек обязан уклоняться от злых деяний, но вовсе не обязан вершить деяний добрых. Однако в силу закона энтропии такое пассивное кредо само по себе не способно в принципе удержать людскую массу на фиксированной нравственной высоте, спасти человека от неминуемого сползания к нижнему биологическому уровню мировосприятия.

Для предотвращения неизбежного угрожающего смещения вниз человеку необходимо устремиться вверх, навстречу Высшим Силам, преодолевая, по выражению Николая Рериха, «серого дракона повседневности», «земные нагромождения» и «монотонность обыденности», т.е. духовную инертность нейтральной зоны. Об этой зоне и ее обитателях и будет идти речь в дальнейшем. Здесь уместно оговориться, что все рассуждения, связанные с понятием «человек», подразумевают среднестатистическую личность. Это своего рода среднее арифметическое из огромного количества отдельных личностей. В силу самого принципа усреднения среднестатистический человек, естественно, не похож ни на одно из «слагаемых», конкретную живую личность, и в то же самое время унаследовал черты каждой из них.

* * *

Непричинение зла как нравственное требование, освященное Творцом, легло в основу человеческого общежития, стало главным принципом, регламентирующим взаимоотношения людей в течение нескольких тысячелетий, включая и наше время. Ведь и современный Закон, как и Закон ветхозаветный, перебирая подробно потенциальные злодеяния, определяет и соответствующие наказания за их совершение. Добродеяние же не является законодательной нормой, если это, конечно, не входит в профессиональные обязанности человека, например врача, и, будучи акцией добровольной, свершается по закону совести. Но последняя является весьма «дефицитным продуктом» (в пределах нравственно нейтральной зоны, конечно), вследствие чего обрести ее способен далеко не каждый человек. Поэтому добродеяние, будучи уделом высоконравственных одиночек, в принципе не может носить массового характера. Проведя параллель с известной притчей Христа (Лк. 10,30), можно сказать, что добрых самарян вокруг нас – единицы, зато священников и левитов – подавляющее большинство.

Непричастность к злу, а не причастность к добру принимается ныне за высшее нравственное достижение на ценностной шкале личности, служит мерилом «непогрешимости», источником душевного самоуспокоения, надежным доводом в самооправдании. Обратите внимание, как растерянно реагирует подчас один человек на холодность или неприветливость другого: «Не понимаю, ведь я не сделал ему ничего плохого». А причина отчуждения кроется, вероятнее всего, в том, что один человек не сделал другому ничего хорошего, когда последний очень нуждался в этом. Согрешил ли тем самым человек или нет? С позиции апостола Иакова – да: «Итак, кто разумеет делать добро и не делает, тому грех» (Иак. 4,17). А кто не разумеет? Тому достаточно просто уклоняться от зла, чтобы чувствовать себя праведником.

Обуздание зла, коренящегося «в сердце человеческом от юности его», можно и нужно признавать добром, духовной победой, если только она одержана не под давлением животного страха перед суровостью наказания за свершенное зло, а в результате того самого разумения.

Вытеснение альтруизма как морального принципа за рамки древнего Закона, породившее необязательность содеяния добра, обернулось в последующем трагедией для человечества. Бездушное отношение к себе подобным надежно разъединило людей. «Это – твои проблемы» – таков типовой приговор нашим надеждам на помощь и сочувствие, выносимый теми, кто должен возлюбить ближнего как самого себя. Интересно, что моральных норм как таковых общество формально не отрицает. Но, право же, впечатление такое, будто оно сохраняет их лишь для издевательства над ними же! Чаще – откровенно грубого, но подчас – и утонченно циничного.

Однако самоустранение от добродеяния становится совершенно аморальным явлением, когда откровенный воинствующий эгоизм переходит в свою высшую стадию – эгоцентризм и становится естественной психологической нормой, «узаконенной» нравственной меркой. Он все более подрывает духовно-нравственные основы бытия. Но пока что человек еще удерживает себя, хоть и с трудом, в придонном слое нейтральной зоны. Пока что даже его оскотинивание носит в целом человеческий характер. По крайней мере, методы надругательства личности над личностью чаще носят словесную форму. Впрочем, звериные разборки и другие животные формы насилия уже не редкость.

Говоря о ценностной шкале моих соотечественников, необходимо учитывать, что помимо тех воздействий, о которых уже шла речь, она претерпела за короткий срок, соизмеримый с человеческой жизнью, два диаметральных преобразования, связанных с коренным изменением условий божественного эксперимента.

В первом случае – ликвидация в стране частной собственности, питательной среды самости – источника всех низменных пороков человека, сердечного «зла от юности его», и, как следствие, создание условий для возрождения и развития индивидуальных качеств, возвышающих человека над зоологическим миром. Моральные нормы и требования, распространяемые на всех, были кодифицированы и заявлены публично в Моральном кодексе 1961 года, основу которого составлял видоизмененный религиозно-нравственный закон времен Моисея. Условия божественного эксперимента советского периода в целом согласованно поощряли духовно-нравственное начало в человеке и сдерживали начало зоологическое: аморальность и безнравственность были наказуемы.

Во втором случае – реставрация «священной» частной собственности в самой ее отвратительной и унизительной форме, уничтожившей все моральные нормы и нравственные завоевания предыдущей фазы эксперимента. Маятник божественного эксперимента качнулся в обратную сторону, всесторонне потворствуя животному началу в человеке, умножая меру «зла во всякое время». Каков же Высший промысел этого возврата в прошлое?

«Всего лишь» в проверке крепости нравственных устоев, обретенных участниками эксперимента в условиях его советского периода. Если те условия вынуждали многих людей соблюдать нравственную благопристойность, то нынешние – провоцируют их на попрание нравственных ценностей во имя ценностей материально-чувственных. Многие ли устоят – сие неведомо даже Творцу, и Он создает более суровые условия для отделения «злых из среды праведных» (Ин. 13,49), «как пастырь отделяет овец от козлов» (Ин. 25,32). Так подвергается божественной ревизии в канун новой эпохи, эпохи Водолея, ожидаемо устоявшаяся шкала жизненных ценностей каждого (не среднестатистического!) человека.

Как известно, самое темное время бывает перед рассветом. Но если рассвет связывать с наступлением эры Водолея, то следует признать, что время торжества мракобесия пока еще не отступило. Скорее наоборот. Под покровом кромешной нравственной тьмы совершается самое страшное: фронтальное порабощение духовного плана животным планом бытия, эксплуатация ценностей духа ради безмерного насыщения прихотей плоти. Причем этой экспансии «снизу» человеческая душа (точнее, человеческое малодушие) скорее способствует, нежели препятствует. Но «какая польза человеку, если он приобретает весь мир, а душе своей повредит?» – вопрошает Христос в Мк. 8,36. Да, действительно «мы живем обычно какими-то поверхностными слоями нашей души и сознания» [23], с. 155, причем в режиме самоликвидации личности (в том числе – и физической).

Духовные ценности (к примеру, духовные знания), если они не переходят в ценности духовно-нравственные, в Духовность, не укрепляют и не расширяют «слои» душевного плана – ничего не значат. Состояться как индивидуальность (не личность!) мы можем только, подключив наш истощенный душевный запас к ценностям Духа. Лишь духовностью, «живущей» в нашей ценностной шкале, мы индивидуальны: разновысоки и разноглубинны. На уровне же инстинктов и биологических потребностей, в какие разные одежды и оболочки их ни ряди, мы абсолютно одинаковы как стадо. «Взятое в массе, человечество представляет собой скопище существ низких, эгоистов, стоящих выше животного только в том одном отношении, что их эгоизм более обдуман, чем у животного» [42], с. 356.

Безусловно, «тот, кто теряет нравственные ценности, теряет все» [10], с. 49, в том числе и человеческий облик. Но начинается потеря этого «всего» с утраты нами ценностей «со стажем»: наработанных веками и записанных в обоих Заветах, а кончается – естественным сближением с «братьями нашими меньшими». Будучи всеобщими, ценности эти тем не менее сугубо индивидуальны по принадлежности. К примеру – наши предки, неуважение к которым, по выражению Пушкина, «есть первый признак дикости и безнравственности» [46], с. 335.