Черты Хайямы смягчило ностальгическое, почти
мечтательное выражение глаз, когда она напомнила, что довольно много семей
уже ушло на старые огороды еще несколько недель назад. Полагая, что они
скоро вернутся, я не обратила тогда на это внимания. Хайяма же говорила
дальше, что большое семейство Арасуве со всеми его родными и двоюродными
братьями, сыновьями и дочерьми не отправилось вслед за остальными по той
простой причине, что вождь ожидает вестей от Милагроса.
— Значит, жители покинут это шабоно? — спросила я. — А как же
здешние огороды? Их же совсем недавно расширили. И что будет с молодыми
посадками бананов? — взволнованно продолжала спрашивать я.
— Они будут расти. — Лицо Хайямы сморщилось в веселой улыбке. —
Здесь останутся старики и большинство детей. Мы построим временные хижины
поближе к банановым посадкам, потому что никому неохота жить в опустевшем
шабоно. Мы будем ухаживать за огородами, пока не вернутся остальные. К тому
времени созреют и бананы, и плоды раша, и снова наступит пора праздника.
— Но почему уходит так много народу Итикотери? — спросила я. — Разве
здесь недостаточно еды? Хайяма сказала напрямик, что с продовольствием
сейчас туго, однако подчеркнула, что старые огороды превратились в настоящую
кормушку для обезьян, птиц, агути, пекари и тапиров. Там мужчины смогут без
особого труда охотиться, а женщины отыщут на огородах множество кореньев и
плодов, чтобы продержаться, пока не будет дичи. — К тому же, — продолжала
Хайяма, — временное переселение всегда полезно, особенно после набега. Не
будь я так стара, я бы тоже ушла.
— Как на выходной, — заметила я.
— Да. Выходной, — рассмеялась Хайяма, когда я объяснила значение
слова. — О, как бы я хотела пойти и сидеть себе в тени, объедаясь плодами
кафу.
Деревья кафу высоко ценятся за их кору и лубяные волокна. Гроздья
плодов, величиной около десяти дюймов каждый, теснятся на одном общем
стебле. Мясистый желеобразный плод полон крошечных семян и по вкусу
напоминает перезрелый инжир.
— Если мне нельзя перебраться с Арасуве и его семейством на старые
огороды, — сказала я, присев у изголовья Хайямы, — тогда я останусь с
тобой. Мне незачем возвращаться в миссию. Мы вместе станем ждать возвращения
остальных.
В глазах Хайямы, остановившихся на моем лице, появился неестественный
блеск. Медленно, тщательно обдумывая каждое слово, она растолковала мне, что
хотя и не в обычаях их племени учинять набеги на опустевшие шабоно или
убивать стариков и детей, Мокототери наверняка устроят какую-нибудь пакость,
если узнают, — а старуха заверила меня, что узнают непременно, — что я
осталась в незащищенной деревне.
Меня пробрала дрожь при воспоминании о том, как несколько недель назад
в шабоно явилась ватага мужчин Мокототери, вооруженных дубинками, и
потребовала возвращения своих женщин. После бурного обмена угрозами и
оскорблениями Арасуве заявил воинам Мокототери, что по дороге домой они сами
освободили одну из похищенных женщин. Он подчеркнул, что их ни на минуту не
ввела в заблуждение ее уловка со змеиным укусом. Тем не менее, после
некоторых препирательств вождь неохотно отдал им девочку, которую Хайяма
выбрала в жены своему младшему сыну. Пригрозив скорым возмездием, Мокототери
убрались восвояси.
Этева пояснил мне, что хотя Мокототери не собирались затевать
перестрелку, поскольку оставили луки и стрелы спрятанными в лесу, вождь
поступил мудро, быстро отдав им девочку. Итикотери уступали им в
численности, так как несколько мужчин уже ушли на заброшенные огороды.
— А когда Арасуве пойдет на старые огороды? — спросила я Хайяму.
— Очень скоро, — сказала она. — Арасуве отправил несколько человек
на поиски Милагроса. Правда, до сих пор им не удалось его отыскать.
Я в душе улыбнулась и самодовольно заметила: — Похоже, что несмотря на
обещание Арасуве, я все-таки пойду с Ритими и Этевой.
— Не пойдешь, — уверенно заявила Хайяма с коварной усмешкой. — Мы
должны защитить тебя не только от Мокототери. По пути на огороды тебя может
похитить шапори и держать в отдаленной хижине как свою жену.
— Сомневаюсь, — хихикнув, заметила я. — Ты мне сама говорила, что
меня, такую тощую, не захочет ни один мужчина. — И я рассказала старухе о
том, что приключилось в горах