умолял
Пуривариве не подпускать к нему женщин, я вошла в его хижину и прогнала
хекур прочь.
— Почему ты это сделала? — Меня попросила мать Этевы, — ответила
Ритими. — Она боялась, что он умрет, она знала, что Этева слишком любит
женщин; из него никогда бы не получился великий шапори.
Ритими села ко мне в гамак.
— Я расскажу тебе все с начала.
Она устроилась поудобнее рядом со мной и начала говорить тихим шепотом.
— В ночь, когда хекуры вошли в тело Этевы, он кричал точно так же, как
сегодня Шорове. Это женские хекуры заставляют так волноваться. Они не хотят,
чтобы поблизости хижины находились женщины. В ту ночь Этева горько плакал,
выкрикивая, что какая-то злая женщина прошла мимо его хижины. Мне было очень
грустно, когда я услышала, что хекуры покинули его тело.
— Знает ли Этева, что именно ты была в его хижине? — Нет, — ответила
Ритими. — Меня никто не видел.
Если Пуривариве и знает, то он молчит. Он был уверен, что Этева никогда
не станет хорошим шапори.
— Почему же Этева хотел стать шапори? — Всегда есть надежда, что
мужчина может стать великим шапори. — Ритими положила голову мне на руки.
— Той ночью мужчины долго умоляли хекур вернуться, но духи не возвратились.
Они ушли не только потому, что в хижине побывала женщина, но и потому, что
хекуры боялись, что Этева никогда не станет для них хорошим отцом.
— Почему мужчина считается оскверненным после того, как он побывал с
женщиной? — Это касается шапори, — сказала Ритими. — Не знаю почему, но
так считают мужчины, в том числе и шапори. Я верю, что именно женские хекуры
очень ревнивы и сторонятся мужчин, которые слишком часто удовлетворяют
женщин.
Ритими продолжала рассказывать о том, что сексуальноактивные мужчины
получают мало проку от принятия эпены и призывания духов. Мужские духи,
поясняла она, не имеют чувства собственности. Они вполне довольны тем, что
мужчины принимают эпену до и после охоты или сражения.
— В качестве мужа я предпочитаю хорошего охотника и воина — хорошему
шапори, — призналась она. — Шапори не очень любят женщин.
— А Ирамамове? — спросила я. — Он безусловно великий шапори, но у
него две жены.
— О-оох, ты по-прежнему ничего не понимаешь. Я же все тебе уже
объяснила, — смеялась Ритими. — Ирамамове не слишком часто спит со своими
женами. С ними обычно спит его младший брат, у которого нет своей жены.
Ритими посмотрела вокруг, проверяя, не подслушивают ли нас.
— Разве ты не заметила, что Ирамамове часто уходит в лес? Я кивнула:
— Но то же делают и другие.
— То же делают и женщины, — проговорила Ритими, передразнивая мое
произношение.
У меня были трудности при имитировании особого носового тона Итикотери,
который, возможно, появился в результате того, что у них во рту постоянно
находился табачный шарик.
— Я не это имела в виду, — сказала она. — Ирамамове уходит в лес,
чтобы найти то, что ищут великие шапори.
— Что же? — Силу, чтобы путешествовать в Дом Грома. Силу, чтобы
отправиться к Солнцу и возвратиться живым.
— Я видела, что в лесу Ирамамове занимается любовью с женщиной, —
призналась я. Ритими тихо смеялась.
— Я открою тебе один очень важный секрет, — прошептала она. —
Ирамамове спит с женщинами так, как это делают шапори. Он берет у женщин
силу, а взамен ничего не дает.
— А ты спала с ним? Ритими кивнула. Я долго просила ее рассказывать
дальше, но она отказалась.
Неделей позже мать Шорове, его сестры, тетки и кузины начали причитать
в своих хижинах.
— Старый человек, — плакала мать, — у моего сына больше нет силы. Ты
хочешь убить его голодом? Ты хочешь, чтобы он умер от недостатка сна? Тебе
пора оставить его в покое.
Старый шапори не обращал внимания на их крики. На следующее утро
Ирамамове принял эпену и танцевал перед хижиной своего сына. Его движения
чередовались: он то прыгал высоко в воздух, то, ползая на четвереньках,
имитировал воинственное рычание ягуара. Внезапно он остановился. Он сел на
землю, а глаза его сфокусировались на одной точке, где-то далеко впереди.
— Женщины, женщины, не отчаивайтесь, — выкрикнул он громким носовым
голосом. — Еще несколько дней Шорове должен оставаться без пищи. Даже если
он выглядит слабым и его движения вялы, и он стонет во сне, он не умрет.
Встав, Ирамамове