что было самой трудоемкой и нелюбимой женской
обязанностью.
Топлива всегда не хватало, потому что огонь в очагах поддерживался
постоянно.
В тот же вечер, давно взяв себе это за правило, Ритими тщательно
осмотрела мои ноги на предмет колючек и заноз.
Убедившись, что таковых нет, она удовлетворенно оттерла их ладонями
дочиста.
— Интересно, преображаются ли как-то тела шапори, когда на них
воздействует эпена, — сказала я. Важно было получить подтверждение из их же
уст, поскольку изначальной предпосылкой моего теоретического построения было
то, что шаман действует на основании неких предположений, связанных с телом.
Мне нужно было знать, все ли эти люди разделяют подобные предположения, и
являются ли они осознанными или подсознательными по своей природе.
— Ты видела вчера Ирамамове? — спросила Ритими. — Ты видела, как он
ходил? Его ноги не касались земли. Он очень могущественный шапори. Он стал
большим ягуаром.
— Он никого не исцелил, — мрачно заметила я. Меня разочаровало то,
что брат Арасуве считается великим шаманом. Пару раз я видела, как он
колотил свою жену.
Утратив интерес к разговору, Ритими отвернулась и начала приготовления
к нашему вечернему ритуалу. Сняв корзину с моими пожитками с небольшого
возвышения в глубине хижины, она поставила ее на землю. Один за другим она
доставала оттуда различные предметы и, подняв высоко над головой, ожидала,
пока я их назову. Тогда вслед за мной она повторяла название по-испански,
затем по-английски, а ей начинал вторить вечерний хор жен вождя и нескольких
других женщин, каждый вечер собиравшихся в нашей хижине.
Я удобно устроилась в гамаке, а пальцы Тутеми принялись прядь за прядью
перебирать мои волосы в поисках воображаемых вшей; я-то не сомневалась, что
у меня их нет — пока нет. На вид Тутеми была пятью-шестью годами младше
Ритими, которой, по-моему, было около двадцати. Она была выше ростом и
крупнее, а живот ее округляла первая беременность. Она была робка и
застенчива. Я часто замечала в ее глазах какое-то печальное, отсутствующее
выражение, и временами она разговаривала сама с собой, словно размышляя
вслух.
— Вши, вши! — закричала Тутеми, прервав англоиспанскую декламацию
женщин.
— Дай-ка мне посмотреть, — сказала я, в полной уверенности, что она
шутит. — Разве вши белые? — спросила я, разглядывая крошечных белых жучков
на ее пальце. Я всегда считала, что они темные.
— Белая Девушка — белые вши! — с лукавым видом сказала Тутеми. С
явным удовольствием она хрустнула ими на зубах и проглотила. — Вши всегда
белые.
Глава 7
Наступил день праздника. С самого полудня надо мной хлопотали Ритими и
Тутеми, взявшие на себя заботу меня украсить. Заостренным кусочком бамбука
Тутеми остригла мне волосы на общепринятый манер, а острой, как лезвие ножа,
травинкой выбрила макушку. Волосы с моих ног она удалила с помощью
абразивной пасты, приготовленной из золы, растительной смолы и ила.
Ритими разрисовала мне лицо волнистыми линиями, а все тело расписала
затейливыми геометрическими узорами с помощью разжеванной веточки. Мои ноги,
красные и опухшие после удаления волос, остались нераскрашенными. К моим
сережкам-колечкам, которые мне удалось отстоять, она прикрепила по розовому
цветку вместе с пучками белых перьев. К предплечьям, кистям рук и коленкам
она привязала красные шнурки из хлопковой пряжи.
— О нет. Только не это, — воскликнула я, отскакивая подальше от
Ритими.
— Да это совсем не больно, — заверила она меня, а потом негодующе
спросила: — Ты что, хочешь выглядеть, как старуха? Это же не больно, —
настаивала Ритими, ходя за мной по пятам.
— Оставь ее в покое, — сказал Этева, доставая с возвышения лубяной
короб. Оглядев меня, он расхохотался. Его крупные белые зубы и прищуренные
глаза, казалось, насмехались над моим смущением. — Не так уж много у нее
волос на лобке.
Я с облегчением повязала вокруг бедер красный хлопковый пояс, который
дала мне Ритими, и рассмеялась вместе с ним. Убедившись, что широкий плоский
пояс повязан так, что его бахрома полностью скрывает неуместную
растительность, я сказала Ритими: — Вот видишь, ничего не видно.
Ритими оставила это без внимания и, равнодушно пожав плечами,
продолжала обследовать собственный лобок в поисках хотя бы одного