дара речи, я смотрела, как он вешает фотоаппарат себе на
грудь. На его нагом теле камера выглядела настолько нелепо, что меня
разобрал смех. А он принялся карикатурными движениями наводить фокус,
ставить диафрагму, нацеливать объектив куда попало, разговаривая при этом с
воображаемыми объектами съемок, требуя, чтобы те то подошли поближе, то
отодвинулись.
Мне ужасно захотелось дернуть за шнурок на его шее, на котором висели
колчан со стрелами и палочка для добывания огня.
— Без пленки у тебя никаких снимков не получится, — сказала я,
отдавая ему третью, последнюю кассету.
—А я не говорил, что хочу делать снимки. — Он с ликующим видом
засветил и эту пленку, потом очень аккуратно вложил фотоаппарат в кожаный
футляр. — Индейцы не любят, когда их фотографируют, — серьезно сказал он,
повернулся к корзине Анхелики и, порывшись в ее содержимом, вытащил
небольшой тыквенный сосуд, обвязанный вместо крышки кусочком шкуры какого-то
животного. — Это оното,— сказал он, показывая мне пасту красного цвета. На
вид она была жирной и издавала слабый, не поддающийся определению аромат. —
Это цвет жизни и радости, — сказал он.
— А где ты оставил свою одежду? — поинтересовалась я, пока он
откусывал кусочек лианы длиной с карандаш. — Ты живешь где-то поблизости?
Занятый разжевыванием одного из кончиков лианы, пока тот не превратился в
подобие кисточки, Милагрос не счел нужным отвечать. Он плюнул на оното и
стал размешивать кисточкой красную пасту, пока та не размякла.
Точной твердой рукой он нарисовал волнистые линии у меня на лбу, по
щекам, подбородку и шее, обвел кругами глаза и разукрасил руки круглыми
точками.
— Где-то неподалеку есть индейская деревня? —Нет.
— Ты живешь сам по себе? — Почему ты задаешь так много вопросов? —
Раздраженное выражение, усиленное резкими чертами его раскрашенного лица,
сопровождалось возмущением в голосе.
Я открыла рот, что-то промямлила, но побоялась сказать, что мне важно
узнать о нем и об Анхелике побольше: чем больше я буду знать, тем мне будет
спокойнее.
— Меня учили быть любопытной, — сказала я чуть погодя, чувствуя, что
он не поймет того легкого беспокойства, которое я пыталась сгладить своими
вопросами. Мне казалось, что узнав их ближе, я приобрету в какой-то мере
чувство владения ситуацией.
Пропустив мимо ушей мои последние слова, Милагрос искоса с улыбкой
взглянул на меня, придирчиво изучил раскраску на лице и разразился громким
хохотом. Это был веселый, заразительный смех, смех ребенка.
— Светловолосая индеанка,— только и сказал он, утирая слезы с глаз.
Все мои мимолетные опасения улетучились, и я расхохоталась вместе с
ним. Внезапно смолкнув, Милагрос наклонился и прошептал мне на ухо какое-то
непонятное слово. — Это твое новое имя, — с серьезным видом сказал он,
прикрыв мне ладонью рот, чтобы я не повторила его вслух.
Повернувшись к Анхелике, он шепнул это имя и ей на ухо.
Покончив с едой, Милагрос знаком велел нам идти дальше. Я быстро
обулась, не обращая внимания на волдыри. То взбираясь на холмы, то спускаясь
в долины, я не различала ничего, кроме зелени, — бесконечной зелени лиан,
листвы, ветвей и острых колючек, где все часы были часами сумерек. Я уже не
задирала голову, чтобы поймать взглядом небо в просветах между листвой, а
довольствовалась его отражением в лужах и ручьях.
Прав был мистер Барт, когда говорил мне, что джунгли — это мир,
который невозможно себе представить.
Я все еще не могла поверить, что шагаю сквозь эту бесконечную зелень
неведомо куда. В моем мозгу вспыхивали жуткие рассказы антропологов о
свирепых и воинственных индейцах из диких племен.
Мои родители были знакомы с несколькими немецкими исследователями и
учеными, побывавшими в джунглях Амазонки. Ребенком я завороженно слушала их
истории об охотниках за головами и каннибалах; все они рассказывали разные
случаи, когда им удавалось избежать верной смерти, лишь спасая жизнь
больному индейцу, как правило, вождю племени или его родственнику. Одна
немецкая супружеская пара с маленькой дочерью, вернувшаяся из двухлетнего
путешествия по джунглям Южной Америки, произвела на меня самое сильное
впечатление.
Мне было семь лет, когда я увидела собранные ими в странствиях предметы
материальной культуры и фотографии