в горящие медью фигуры не то людей, не то птиц,
когда их блестящие тела высвечивались в пламени.
— Мы хотим танцевать с вашими женщинами, — пот-
ребовали Мокототери. И не услышав ответа от Итикотери,
стали над ними насмехаться: — Да вы их просто ревнуете.
Почему бы не позволить потанцевать вашим бедным
женщинам? Вы что, забыли, что у вас на празднике мы
разрешали вам танцевать с нашими женщинами?
— Кто хочет танцевать с Мокототери, пусть танцует! —
прокричал Ирамамове и предупредил мужчин: — Но вы не
станете заставлять наших женщин танцевать, если они не
захотят.
— Хаии, хаиии, хаииии. — исступленно завопили
мужчины, приглашая в пляску и своих женщин, и
женщин Итикотери.
— А ты разве не хочешь потанцевать? — спросила я
Ритими. -И я с тобой пойду.
— Нет уж. Я не хочу потерять тебя в толпе, — ответила
она. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь ударил тебя по голове.
— Но это же было случайно. К тому же Мокототери не
пляшут с горящими головнями, — сказала я. — Что пло-
хого они могут сделать пальмовыми листьями?
Ритими пожала плечами. — Мой отец сказал, что Мо-
кототери верить нельзя.
— Я думала, что к себе на праздник приглашают толь-
ко друзей.
— Врагов тоже, — посмеиваясь, заметила Ритими. —
Праздники — это удобный случай выведать, что у людей
на уме.
— А Мокототери очень радушны, — сказала я. — Они
нас так хорошо накормили.
— Они хорошо нас накормили, потому что не хотят,
чтобы их называли жадюгами, — сказала Ритими. — Но,
как мой отец тебе уже говорил, ты еще ничего не понима-
ешь. Ты явно не видишь, что происходит, если считаешь их
радушными людьми. — Ритими, словно ребенка, шлепнула
меня по затылку и продолжала: — Неужели ты не за-
метила, что наши мужчины не принимали сегодня эпену!
Неужели ты не заметила, что они все время настороже?
Ничего такого я не заметила и хотела было добавить,
что как раз поведение Итикотери было не особенно друже-
любным, но решила смолчать. В конце концов, как за-
метила Ритими, я действительно не понимала, что
происходит. Я стала наблюдать, как шестеро мужчин
Итикотери пляшут вокруг огней. В их движениях не было
привычного самозабвения, а глаза рыскали во все стороны,
пристально следя за тем, что творится вокруг. Остальные
мужчины Итикотери не отдыхали в гамаках хозяев, а
стояли у хижин.
Пляска утратила для меня всякое очарование. Тени и
голоса приобрели иной оттенок. Ночь теперь казалась
сгустившейся в зловещую тьму. Я принялась есть поданное
угощение. — У этого мяса горьковатый привкус, — за-
метила я, опасаясь, не отравлено ли оно.
— Оно горькое из-за мамукори, — небрежно сказала
Ритими. — То место обезьяны, куда попала отравленная
стрела, не было как следует промыто.
Я тут же выплюнула мясо, причем не только из страха
быть отравленной. При одном воспоминании о варившейся
в алюминиевом котле обезьяне и плавающем на поверх-
ности жире и обезьяньей шерсти, на меня накатила тош-
нота.
Ритими положила кусочек мяса обратно на мою таре-
лку из обломка калабаша. — Съешь, — велела она. — Оно
не опасно, даже если горькое. Твое тело привыкнет к яду.
Ты разве не знаешь, что отцы всегда дают сыновьям те
куски, куда попала стрела? Если во время набега их ранят
отравленной стрелой, они не умрут, потому что их тела уже
привыкли к мамукори.
— А я боюсь, что умру от отравленного мяса, не до-
ждавшись, пока в меня попадет отравленная стрела.
— Нет. Никто не умирает, съев мамукори. — Оно дол-
жно попасть через кожу. — Она взяла с моего калабаша
изжеванную порцию, откусила кусочек, а остаток воткнула
в мой разинутый рот. С насмешливой улыбкой она поменя-
лась со мной тарелками. — Я не хочу, чтобы ты
подавилась, — заявила она, доедая обезьянью грудку с пре-
увеличенным аппетитом. Все еще жуя, она предложила мне
взглянуть на круглолицую женщину, плясавшую у костра.
Я кивнула, хотя и не поняла, кого она имела в виду. У
огня плясало около десятка женщин. Все они были круг-
лолицы, с темными раскосыми глазами, с пышными те-
лами, медово светившимися в отблесках пламени.
— Это та самая, которая спала с Этевой во время наше-
го праздника, — сказала Ритими. — Я ее уже околдовала.
— Когда же ты это сделала?
— Сегодня днем, — тихонько сказала Ритими и,
хихикнув, удовлетворенно добавила: — Я выдула око-шики,
которую сорвала у себя в огороде, на ее гамак.
— А что, если в ее гамак сядет кто-нибудь другой?
— Это неважно. Колдовство нанесет вред только ей
одной, — заверила меня Ритими.
Разузнать побольше о колдовстве у меня не было воз-
можности, потому