объяснить, что такое школа.
Видя недоумевающие глаза Арасуве, я пожалела, что не
сказала, что этому меня научил отец. Попытка что-либо
объяснить более чем в нескольких фразах, бывало, оказы-
валась безрезультатной не только для меня, но и для моих
слушателей. И далеко не всегда причина крылась в не-
знании нужных слов. Трудность была скорее в том, что не-
которых слов в их языке просто не существовало. Чем боль-
ше я говорила, тем растеряннее становилось лицо Арасуве.
Хмурясь в недоумении, он потребовал, чтобы я еще раз
объяснила, откуда знаю, как управляться с луком и стре-
лами. Я пожалела, что Милагрос ушел в гости в другую
деревню.
— Я знаю, что среди белых есть меткие стрелки из
ружья, — сказал Арасуве. — Но я никогда не видел, чтобы
белый хорошо стрелял из лука.
Я сочла за благо принизить значение моего меткого вы-
стрела, предположив, что это была чистая случайность, тем
более, что так оно и было. Арасуве, однако, упорно на-
стаивал, что я умею пользоваться индейским оружием. Да-
же Камосиве заметил, как я держу лук, громко заявил он.
Думаю, мне все же как-то удалось растолковать им, что
такое школа, потому что они стали расспрашивать, чему
еще меня там учили. Мои слова о том, что выводить узоры,
которыми я разукрашиваю свой блокнот, меня тоже на-
учили в школе, мужчины встретили оглушительным хохо-
том. — Плохо тебя учили, — убежденно сказал Арасуве. —
Твои узоры никуда не годятся.
— А ты знаешь, как делать мачете? — спросил какой-
то мужчина.
— Для этого нужны сотни людей, — ответила я. —
Мачете делают на заводе. — Чем усерднее я старалась им
объяснить, тем более косноязычной становилась. — Мачете
делают только мужчины, — наконец заявила я, довольная
тем, что нашла понятное им объяснение.
— А чему ты еще научилась? — спросил Арасуве.
Я пожалела, что у меня с собой нет какого-нибудь
прибора, скажем, магнитофона или карманного фонаря,
или чего-то в этом роде, чтобы произвести на них впечат-
ление. И тут я вспомнила о том, что несколько лет занима-
лась гимнастикой. — Я умею высоко прыгать, — выпалила
я. Расчистив на песчаном берегу квадратную площадку, я
расставила по ее углам корзины с рыбой. — Пусть сюда
никто не заходит. — Встав в центре моей арены, я обвела
глазами окружавшие меня любопытные лица. После не-
скольких упражнений на гибкость они взорвались
одобрительными криками. Хотя песок не пружинил так,
как ковер для вольных упражнений, я утешила себя тем,
что хотя бы не покалечусь, если ошибусь при приземлении.
Я сделала пару стоек на руках, перевороты боком вперед и
назад и наконец сальто вперед и назад. Моему призем-
лению было далеко до изящества опытного гимнаста, но
меня вознаградили восторженные лица зрителей.
— Каким странным тебя учили вещам, — сказал Арасуве.
— Сделай-ка еще раз.
— Такое можно делать только один раз. — Я села на
песок перевести дух. Такого представления я не смогла бы
повторить, даже если бы очень захотела.
Мужчины и женщины подошли поближе, не сводя с
меня внимательных глаз. — А что ты еще умеешь? —
спросил кто-то.
Я на секунду растерялась; я-то думала, что сделала
вполне достаточно. Чуть поразмыслив, я заявила: — Я
умею сидеть на голове.
Их тела затряслись от смеха, пока по щекам не
покатились слезы. — Сидеть на голове, — все твердили они
между новыми приступами хохота.
Поставив предплечья на землю, я уперлась лбом в спле-
тенные пальцами ладони и медленно подняла тело вверх.
Убедившись, что держу равновесие, я скрестила поднятые
ноги. Смех умолк. Арасуве лег ничком на землю,
приблизив ко мне лицо. Улыбка собрала морщинки вокруг
его глаз. — Белая Девушка, я не знаю, что о тебе думать,
зато я знаю, что если пойду с тобой по лесу, обезьяны за-
мрут на месте, чтобы посмотреть на тебя. И пока они будут
так сидеть, я настреляю их целую кучу. — Он тронул мое
лицо большой мозолистой ладонью. — А теперь садись-ка
обратно на задок. Лицо у тебя красное, словно разрисован-
ное пастой оното. Как бы у тебя глаза не вылезли на лоб.
Когда мы вернулись в шабоно, Тутеми положила передо
мной на землю рыбу, запеченную в листьях пишаанси. Ры-
ба была моей любимой едой. Ко всеобщему удивлению, я
предпочитала ее мясу броненосца, пекари или обезьяны.
Листья пишаанси и соленый раствор из золы дерева курори
придавали рыбе приятный пряный привкус.
— Твой отец хотел, чтобы ты научилась стрелять из
лука? — спросил Арасуве, подсев ко мне. И не дав мне
ответить, продолжил: — Может, он хотел мальчика, когда
родилась ты?
— Вряд ли. Он был очень