— с трудом выдавил он. — Огонь высво-
бодил ее душу из костей, — добавил он и тут же крепко
уснул.
Охраняя его беспокойный сон, я увидела, как перед
моими усталыми глазами выросла призрачная чаща де-
ревьев. В ночной тьме эти химерические деревья казались
реальнее и выше пальм. Печали больше не было. Анхелика
исчезла в моем сне, стала частицей настоящих и призрач-
ных деревьев. Теперь она вечно будет скитаться среди духов
исчезнувших зверей и мифических существ.
Перед самым рассветом Милагрос взял лежавшие на
земле мачете, лук и стрелы. С отрешенным видом он за-
бросил за спину колчан и, ни слова не говоря, направился
в заросли. Я поспешила следом, боясь потерять его в полу-
мраке.
Часа два мы шли молча, а потом Милагрос резко оста-
новился на краю лесной прогалины.
— Дым мертвых вреден для женщин и детей, — сказал
он, указав на сложенный из бревен погребальный костер.
Он уже частично обрушился, и в золе виднелись почер-
невшие кости.
Сев на землю, я стала смотреть, как Милагрос под-
сушивает над небольшим костром ступу, сделанную им из
куска дерева. Со смесью ужаса и какого-то жуткого любо-
пытства я неотступно следила за тем, как Милагрос
просеивает золу, выбирая из нее кости Анхелики. Потом он
принялся толочь их в ступе тонким шестом, пока те не
превратились в черно-серый порошок.
— С дымом костра ее душа добралась к дому грома, —
сказал Милагрос. Была уже ночь, когда он наполнил наши
тыквенные сосуды истолченными костями и замазал их
вязкой смолой.
— Жаль, что она не смогла заставить смерть подождать
еще самую малость, — сказала я с тоской.
— Это не имеет значения, — сказал Милагрос,
поднимая глаза от ступы. Лицо его было бесстрастно, но в
черных глазах блестели слезы. Его нижняя губа дрогнула,
потом скривилась в полуулыбку. — Все, чего она хотела, —
это чтобы ее жизненная сущность снова стала частицей ее
народа.
— Это не одно и то же, — возразила я, не вполне
понимая, что имеет в виду Милагрос.
— Ее жизненная сущность находится в ее костях, —
сказал он так, словно прощал мне мое невежество. — Ее
пепел вернется к ее народу, в лес.
— Ее нет в живых, — настаивала я. — Что толку от ее
пепла, если она хотела увидеть свой народ? — При одной
мысли о том, что я никогда больше не увижу эту старую
женщину, не услышу ее голоса и смеха, на меня снова на-
хлынула безудержная печаль. — Она так и не рассказала,
почему была уверена, что я пойду вместе с ней.
Милагрос заплакал и, выбрав уголья из костра, стал
тереть ими свое мокрое от слез лицо.
— Один наш шаман сказал Анхелике, что хотя она и
покинула свою деревню, умрет она среди своего народа, а
душа ее останется частью родного племени. — Милагрос
жестко взглянул на меня, словно я собиралась его
перебить. — Этот шаман уверил ее, что об этом позаботится
девушка с волосами и глазами такого цвета, как у тебя.
— Но я думала, что ее народ никак не контактирует с
белыми, — сказала я.
Слезы текли по лицу Милагроса, пока он объяснял, что
в прежние времена его народ жил ближе к большой реке. —
Теперь о тех днях помнят лишь немногие оставшиеся в
живых старики, — сказал он тихо. — А позднее мы стали
все дальше и дальше уходить в лес.
Я не вижу больше причины продолжать этот пере-
ход, подавленно думала я. Без этой старой женщины
что мне делать среди ее народа? Она была главной
причиной моего пребывания здесь.
— Что мне теперь делать? Ты отведешь меня обратно в
миссию? — спросила я и, увидев недоумение на лице Мила-
гроса, добавила: — Ведь принести ее пепел — это не одно и
то же.
— Это одно и то же, — произнес он вполголоса. — Для
нее это было важнее всего, — прибавил он, цепляя один из
калабашей с пеплом мне на пояс.
Мое тело на мгновение застыло, потом расслабилось,
когда я заглянула в глаза Милагроса. Его почерневшее
лицо было полно благоговения и печали. Мокрыми от слез
щеками он прижался к моим щекам и подчернил их уголь-
ями. Я робко тронула калабаш, висевший у меня на поясе;
он был легок, как смех старой женщины.
Глава 5
Два дня мы, все убыстряя ход, без отдыха взбирались
и спускались по склонам холмов. Я настороженно следила
за безмолвной фигурой Милагроса, то появляющейся, то
исчезающей в лесном сумраке. Торопливость его движений
лишь усиливала мою неуверенность; временами мне
хотелось заорать на него, чтобы он отвел меня обратно в
миссию.
День над лесом помрачнел, а тучи из белых стали сна-
чала серыми, затем и вовсе почернели. Тяжко и давяще они
нависли над кронами деревьев. Тишину взорвал
оглушительный