подумала я, почему свет костра делает их
такими похожими?
— Вы не родня друг другу? — спросила я наконец,
озадаченная этим сходством.
— Да, — сказал Милагрос. — Я ее сын.
— Ее сын! — повторила я, не веря своим ушам. А я-то
думала, что он ее младший родной или двоюродный брат;
на вид ему было лет пятьдесят. — Тогда ты только напо-
ловину Макиритаре?
Оба они захихикали, словно над ведомой лишь им
одним шуткой. — Нет, он не наполовину Макиритаре, —
сказала Анхелика, давясь от смеха. — Он родился, когда я
еще была с моим народом. — Больше она не сказала ни
слова, а лишь придвинула свое лицо к моему с вызыва-
ющим и в то же время задумчивым выражением.
Я нервно шевельнулась под ее пристальным взглядом,
заволновавшись, не мог ли мой вопрос ее обидеть. Должно
быть, любопытство — это моя благоприобретенная черта,
решила я. Я жаждала узнать о них все, а они ведь никогда
не расспрашивали меня обо мне. Казалось, для них имеет
значение лишь то, что мы находимся вместе в лесу. В
миссии Анхелика не проявила никакого интереса к моему
прошлому. Ни она не хотела, чтобы и я что-нибудь знала о
ее прошлом, за исключением нескольких рассказов о ее
жизни в миссии.
Утолив голод, мы растянулись в гамаках; наши с
Анхеликой гамаки висели поближе к огню. Вскоре она ус-
нула, подобрав ноги под платье. В воздухе потянуло прох-
ладой, и я предложила взятое с собой тонкое одеяло Милагросу,
которое тот охотно принял.
Светляки огненными точками освещали густую тьму.
Ночь звенела криками сверчков и кваканьем лягушек. Я
не могла заснуть; усталость и нервное напряжение не да-
вали мне расслабиться. По ручным часам с подсветкой я
следила, как медленно крадется время, и вслушивалась в
звуки джунглей, которые уже не в состоянии была
различать. Какие-то существа рычали, свистели, крякали
и выли. Под моим гамаком прокрадывались тени — так же
беззвучно, как само время.
Пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь тьму, я села в
гамаке и часто замигала, не соображая, то ли я сплю, то ли
бодрствую. За колючим кустарником бросились врассып-
ную обезьяны со светящимися в темноте глазами. Какие-то
звери с оскаленными мордами уставились на меня с нависа-
ющих ветвей, а гигантские пауки на тонких, как во-
лосинки, ногах ткали у меня на глазах свою серебристую
паутину.
Чем больше я смотрела, тем сильнее меня охватывал
страх. А когда моему взору предстала нагая фигура, целя-
щаяся из натянутого лука в черноту неба, по спине у меня
покатились калачи холодного пота. Явственно услышав ха-
рактерный свист летящей стрелы, я прикрыла рот рукой,
чтобы не закричать от ужаса.
— Не надо бояться ночи, — сказал Милагрос, кос-
нувшись ладонью моего лица. Это была крепкая мо-
золистая ладонь; она пахла землей и корнями. Он подвесил
свой гамак над моим, так что сквозь полоски луба я чувст-
вовала тепло его тела. Он тихонько повел разговор на своем
родном языке; потекла длинная вереница ритмичных, мо-
нотонных слов, заглушившая все прочие лесные звуки.
Мною постепенно овладело ощущение покоя, и глаза на-
чали смыкаться.
Когда я проснулась, гамак Милагроса уже не висел над
моим. Ночные звуки, теперь еле слышные, все еще таились
где-то среди окутанных туманом пальм, бамбука, безымян-
ных лиан и растений-паразитов. Небо еще было бесцвет-
ным; оно лишь слегка посветлело, предвещая погожий
день.
Присев над костром, Анхелика подкладывала хворост
и раздувала тлеющие угли, возрождая их к новой жизни.
Улыбнувшись, она жестом подозвала меня. — Я слышала
тебя во сне, — сказала она. — Тебе было страшно?
— Ночью лес совсем другой, — ответила я чуть сму-
щенно. — Должно быть, я слишком устала.
Кивнув, она сказала:
— Посмотри на свет. Видишь, как он отражается с
листка на листок, пока не спустится на землю к спящим
теням. Вот так рассвет усыпляет ночных духов. —
Анхелика погладила лежащие на земле листья. — Днем
тени спят. А по ночам они пляшут во мраке.
Не зная, что ответить, я глуповато улыбнулась.- А
куда ушел Милагрос? — спросила я немного погодя.
Анхелика не ответила; она поднялась во весь рост и
огляделась. — Не бойся джунглей, — сказала она и, подняв
руки над головой, заплясала мелкими подпрыгивающими
шажками и стала подпевать низким монотонным голосом,
неожиданно сорвавшимся на высокий фальцет. — Пляши
вместе с ночными тенями и засыпай с легким сердцем. Если
позволишь теням запугать себя, они тебя погубят. — Голос
ее стих до бормотания и, повернувшись ко мне спиной, она
54
неторопливо пошла к реке.
Вода, в которую я нагишом плюхнулась